Тайны Истинного мира

– Маша Комарова? – Переспросил он и сделал в мою сторону неловкий шажок, споткнувшись о стопку книг, лежавших прямо на полу. Томик «Ромео и Джульетты» в замызганном перелете отлетел к моим ногам, раскрывшись. Внутри стояла синяя размазанная печать детской библиотеки. Я вскочила, стараясь поддержать Данилу, и он буквально упал в мои объятия. С изумлением, граничившим с ужасом, я поняла, что руки привычно обнимают его плечи. Голова забыла навсегда, зато тело напомнило. Неприятное чувство.

В смятении я отодвинулась и неловко упала на диван, не сводя взгляда с его лишенного ярких красок сосредоточенного лица. Перед глазами все время крутилась другая картинка, как он вожделенно и жадно тянет руку к болтающемуся на моем пальце мешочку.

Зря я сюда прискакала, как наскипидаренная. Никаких ответов, никаких вопросов, только неясный страх и обида.

– Я пойду, – я неловко потопталась у порога комнаты, а потом быстро вышла, не попрощавшись с хозяйкой.

Мне вслед только донесся удивленный окрик:

– Куда ты, Маша?

Я хлопнула дверью, чувствуя изнеможение, и прислонилась спиной к стене. Как будто отработала цирковой номер в клетке с голодными львами.

Неожиданно рядом, испугав меня до полусмерти, мелькнула неясная черная тень.

Я вскинулась, и перед расширенными от удивления глазами появилась страшная морда со змеиными желтоватыми глазами, круглыми, как блюдца, и широко раскрытой пастью, из которой торчали мелкие клыки.

– Дьявол!!! – Пальцы сами собой щелкнули, и чудище со всего маху налетело на невидимую стену. Оно хрюкнуло, булькнуло и медленно сползло мне под ноги. Чуть посторонившись, я разглядела фигуру в черном матерчатом плаще, наподобие тех, что встречаются на старинных готических гравюрах, и ноги в тяжелых солдатских ботинках. Точно такими же меня избили несколько дней назад в съемной квартире на окраине города. Молодчик зашевелился и застонал, тяжело поднимаясь. Я выставила вперед ладонь, не позволяя ему встать и сужая пространство настолько, чтобы несчастный оставался на коленях.

– Ты кто? – Жажда мести оказалась сильнее предосторожности. Ведь соседи наверняка засекут потасовку и вызовут милицию. Даже мамаша Данилы могла выскочить на лестничную клетку, привлеченная шумом.

Разбойник молчал, только тряс головой, прикрытой огромным капюшоном. Повторять вопрос я не думала, просто надавила посильнее, и несчастный плюхнулся носом на пыльный кафель, не в силах удержать вес спрессованной воздушной плиты.

– Не дави так сильно! – услышала я умоляющий женский голос. От изумления у меня поползли вверх брови. Эта, с позволения сказать девица, очень технично отправила меня в нокаут в моем собственном жилище, оставив пару заметных весьма безобразных синяков, по-прежнему украшавших мое лицо. От злости я еще поднажала, чувствуя почти феерическую радость.

– Ох, прекрати! – всхлипнув, попросила она.

– А волшебное слово? – Издеваясь, я села на корточки рядом, чуть ослабив давление.

– Иди в задницу! – огрызнулась девица.

– Не правильный ответ, – цокнула я языком и медленно подняла ее, заставив воздух, подобно гипсу сковать тело противницы.

Несчастная висела лицом вниз в двадцати сантиметрах от пола и тихо кряхтела, потом, повинуясь моему приказу, развернулась. Капюшон слетел с головы, открыв длинные спутанные волосы и страшное, белое, как мел, лицо инферны. Ее глаза с вертикальными зрачками горели невыплеснутой яростью, почти черные губы скривились в проклятье:

– Ненавижу тебя, Комарова!

– Батюшки, да я ж тебя знаю! – в притворном удивлении развела я руки, вспоминая первую встречу с незнакомкой в магазине мобильных телефонов. Тогда, конечно, я и не подозревала, что она инферна.

Вечерело. Он осторожно дотронулся ладонью до подушек дивана, на которых только что сидела незнакомая черноволосая девушка. Маша Комарова.

Данила неловко поднялся и подошел к окну, где виднелся старый заснеженный двор. Мужчине нравилось следить за крикливыми воронами на толстых ветках высоких лип, за низкими серыми облаками, за дымом из огромной трубы котельной. Только в минуты наблюдения он не чувствовал, как блуждает в темноте.

Его жизнь представлялась неспешной рекой, поэтому Данила оказался не готов к внезапному всплеску, будто бы от нарочно брошенного камня. Ведь памяти невозможно приказать, в какой именно момент вернуть стертые прежде образы. Данила снова оказался на центральной улице города, залитой огнями фонарей и магазинов. Опять он с ненавистью глядел на нее, и трясся от страха.

– Ты очень сильно вляпался, Данила! – Она насмехалась даже сейчас, когда их обоих могли стереть. На ее пальце играючи, будто маятник, болтался мешочек с камнями, в которых заключалась вся его жизнь и жизнь Алины тоже.

– Не один, – буркнул он зло и попытался выхватить мешочек. В тот же момент их обоих накрыла горячая волна. Что-то обжигающее врезалось в спину и обернулось вокруг позвоночника.