Тайны Истон-Холла

Скоро четыре часа, и сумерки из намека становятся свершившимся фактом. Стайка ребятишек, возвращающихся домой из различных заведений, которых в этом районе не счесть, останавливается поиграть в кегли, которые расставляются где-нибудь на ступеньках, либо сооружает мишень в глубине мрачного двора, но няни и служанки быстро препровождают детей домой. Торговец пирожками шагает по Тайт-стрит, звоня в свой колокольчик, и несколько минут спустя пропадает из виду, унося в кармане мелочь — плату за труды. Какая-то полоумная старушенция со сломанным зонтиком, закатывающая глаза, останавливается на мгновение перед дверью во французскую шляпную мастерскую, пробуждая тщетные надежды в груди ее хозяйки, но тут же, кокетливо покачиваясь, удаляется в сторону Сомерс-таун.

Меж тем у себя на кухне, практически полностью погрузившейся в чернильные сумерки, миссис Фартинг, последние десять минут бдительно наблюдавшая за огнем в камине, так, будто он прорубил еще одну дверь в дом, вновь поднимается на ноги и начинает яростно трясти юбками. Вероятно, она чем-то сильно недовольна, но при этом внимательно прислушивается, как старая злобная лиса, различившая в шуме ветра охотничий рог. Что же насторожило миссис Фартинг? Скрип шагов по голому полу? Голос — судя по звуку, женский, — какое-то бормотание? Миссис Фартинг не намерена была мириться с подобным нарушением порядка. Бросив последний сердитый взгляд на часы, в возможности которых она давно уже утратила веру, миссис Фартинг, как устрашающий старый броненосец, тяжело движется в сторону двери, приоткрывает ее и с воинственным видом останавливается под низкой притолокой.

— Ничего хорошего из этого не выйдет, мэм.

Шум, производимый некой незнакомкой, расхаживавшей взад-вперед, резко обрывается. Обретя некоторую уверенность, миссис Фартинг тоном, который бог знает почему кажется ей более мягким, продолжает:

— Ничего хорошего у вас не получится, нельзя волноваться. Ничего не поделаешь.

Тишина стоит такая глубокая, что тиканье древних, очень больших и жутковатых в темноте часов футах в десяти отсюда производит впечатление, будто какой-то механический демон гонится за изобретателем, чтобы отобрать у него приз.

— Ничего не поделаешь, мэм, — повторяет миссис Фартинг, окидывая острым взглядом стены, пол, потолок гостиной и массивное кресло, меж тем как пальцы ее — очень бледные, тонкие и дрожащие — выбивают нервную дробь. — Что предложить вам? Стакан шерри, пирожное?

Пальцы немного успокоились, но ответа нет. Возмущенная до глубины души миссис Фартинг поспешно возвращается на кухню, сгоняет с кресла кошку — это наглое и безмозглое существо успело занять ее любимое место, — зажигает пару больших восковых свечей, которые вскоре начинают оплывать и шипеть, и погружается в размышления. На кухонном столе лежит письмо с алой печатью на конверте. Миссис Фартинг берет его и в тридцатый раз перечитывает: некий законник заверяет ее, что, начиная с сегодняшнего вечера, в услугах миссис Ф., за которые его друг мистер Д. ей весьма признателен, надобность отпадает. А что, если мистер Д. так и не появится? — размышляет миссис Фартинг. Что, если вообще никто не появится? Мысли эти радости не приносят, и миссис Фартинг поспешно отгоняет их в сторону.

Наступает вечер. Наверху зажигаются окна, из старинных труб поднимается дым, рассеиваясь в темнеющем воздухе. Откуда-то доносятся негромкие мелодичные звуки фортепьяно, словно говоря: «Что ж, при всем при том из жизни все же можно извлекать радость». По всей округе на лестничных ступеньках и у дымоходов начинают появляться кошки, в глазах у них горит предчувствие ночных приключений.

Мужчин, возвращающихся со службы на Флит-стрит и Хай-Холборн, встречают у дверей, помогают снять перчатки и цивильную одежду клерков, потчуют бараньими отбивными с пылу с жару и, прежде чем предложить кружку пива перед ужином, отправляют поиграть с детьми. У дверей универмага «Тайт» собралось столько работниц и пышнотелых матрон, что прославленный комик-тенор Маленький Силз, в шляпе с высокой тульей и сатиновом жилете, ангажированный нынче вечером развлечь публику балладой о Вилкинсе и его Дине, внезапно с энтузиазмом рисует в воображении блистательное будущее. Будто его приглашают на прием в Виндзор, он предстает перед лорд-мэром и вводит миссис Силз (ныне она находится с детьми в Хокстоне) в тот, по его словам, «круг, который, сэр, приличествует даме ее уровня».

Холодает, в воздухе начинают летать редкие снежинки. Снег серый, пропитанный сажей от сотен дымоходов, но все же снег. Мистер Фелпс спускается на кухню, чтобы распорядиться насчет бифштексов и пунша. Древняя хозяйка швейной мастерской, с папильотками в волосах и номером «Сент-Джеймс кроникл» в старческой руке, удаляется в уютную спальню. Миссис Фартинг, для которой снег — это слякоть под ногами, и башмаки на толстой подошве, и ножные ванны, и вообще масса всяческих неудобств, мириться с которыми она не готова, проклинает его от всей души.