— Отлично, — только и сказал он. — Но будешь в бою так долго собираться и концентрироваться, от тебя живого места не останется.
Уголки моих губ недовольно сползли вниз. Какой кошмарный старикан! (Надеюсь, он не умеет читать мысли и не включает это заклинание в моем присутствии, если оно существует.) Хотя он в действительности прав: что меня за эти секунды могут триста раз грохнуть. Но не прав он в одном: я не собираюсь лезть на поле брани. Я бы хотел на скамейке запасных забронировать место или из тыла работать. На амбразуру лететь не хочется. Никому не хочется. И лучше, чтобы это было не надо. Чтобы мирно и дипломатично поплевали друг другу в лицо через столешницу за столом переговоров, покидали друг в друга бумаги и ручки, показали языки, как рассерженные малолетки, и в конце бы концов подписали акт о безоговорочном перемирии на веки вечные.
— То, что показываю и говорю, запоминай. Придется тебе уместить в своей памяти несколько десятков основных и нужных заклятий: слова, движения, взмахи. Ничего не забудешь: дам тебе учебное пособие. Самое лучшее, по нему не одно поколение магов обучалось на Континенте. Образцовое и полное, с комментариями.
Звучит так серьезно, словно оно в нескольких десятитонных томах, хуже, чем «История государства Российского» Карамзина.
— Доска — специально для отработки заклинаний. — Улло указал рукой в сторону окна, загороженного пластом тренировочной древесины. — Выдерживает всё: чем только в нее ни заряжали — она повидала на своем веку многое, и до сих пор цела! — Милиан усмехнулся. — Начнем, пожалуй, с заклинаний по степени опасности причиняемого вреда: от легких к более сложным и потому опасным.
— Вы будете учить меня… убивать?
— Я хочу, чтобы ты знал опасные для жизни и здоровья заклинания. Я не учу тебя
Я кивнул.
Исчерпывающе и достаточно.
Милиан развернулся к доске и велел внимательно следить. Пять раз подряд, друг за другом он выпустил магические вспышки, которые по своей силе казались разными: первая более слабая, последняя — мощнее: она выбила из доски щепу размером с указательный палец. Доска от заклинания к заклинанию раскачивалась, но не падала. (Интересно, а звукоизоляцию Милиан установил? А то подумают соседи, что убивают кого.)
— Первое, по сути, не направлено на причинение волшебнику боли: оно для того, чтобы выбить из рук артефакт и выиграть время. (Милиан еще раз повторил заклинание.) Второе, третье, четвертое — из разряда ранящих. Пятое — более сильное, тоже ранящее, но тяжелее. Первое и четыре остальных отличаются по виду. Последние между собой различны в мощности, силе причинения вреда и ущерба. Надеюсь на твою скорую обучаемость. Поехали.
Не знаю, по каким причинам — то ли я решительно заряжал палочку магией; то ли я еще был зол из-за всех переживаний, что скатились на меня за последнюю неделю, связанных с миром чародейства, — но я достаточно быстро научился исполнять показанные Милианом заклятия. Когда успешно повторил первое, так обрадовался, что чуть из тапок не выпрыгнул от осознания собственного успеха. С каждой новой минутой в душе буйствовал ураган эмоций. Я маг! Волшебник! Чародей-дирижер! Не вымысел! Реальная фантастика! Улётно!
— Вопрос. — Однажды произнес я, несколько поколебавшись, и покосился на Милиана, когда в очередной раз отрабатывал уже третье заклятие. Тот на меня оглянулся.
— Все-таки почему вы назвали себя избранным? — спросил я и тут же пожалел: глаза Улло сузились, сжатые губы превратились в тонкую линию. Он отвернулся. Наступило молчание, не тяжелое — какое-то взвешивающее, задумчивое, решающее.
— Помнишь, я говорил, что ты — четвертый спасенный мною? — тихо заговорил Милиан, отойдя на шаг.
Он закатал рукав и направил на оголенную руку палочку. Через несколько мгновений на его запястье обозначились магические кольца. Два из них были светлыми, полупрозрачными, одно — темно-синим, искрящимся, это напоминание обо мне. Четвертое — черное, словно самая темная ночь.
— Это, самое темное, — Улло указал на него кончиком палочки и поднял на меня глаза, — напоминание Изнанки, что как-то раз я спас Морсуса, темного мага, злейшего врага.
Я оторопел и подавился словами. Как?! Как Милиан спас этого местного опасного зверя? При каких обстоятельствах он сохранил ему жизнь? Зачем?
— Вижу, ты, мягко говоря, в ступоре, — вздохнул Улло и махнул палочкой. Кольца исчезли. Он вновь застегнул пуговицу на рукаве. — Я тогда еще не знал и не мог знать, в кого он превратится потом, годы спустя… Я никому не рассказываю эту историю. Это моя тайна. Страшно сказать, но не упоминал об этом даже своей семье. Даже в то страшное время, когда напал Морсус. И сплоховал сейчас, как-то в шутку назвав себя именно этим словом в разговоре с тобой. А ты за него зацепился. Что ж. Не вижу теперь смысла держать в секрете от тебя и дальше.