Тайны Изнанки (СИ)

Как-то последние дни мы стали хуже понимать друг друга и прислушиваться к каждому, скорее, по моей вине. Мы не отдалились, нет. Просто больше обычного молчали. Начинали общение после затянувшихся минут тишины как ни в чем не бывало, но, честно, осадок у обоих на душе еще некоторое время оставался. Я пресекал любые разговоры по поводу своего самочувствия, когда Лиза видела на моем лице ясный отпечаток дум и сомнений, который я пытался, но не мог скрыть; молча мотал головой, не поднимая на нее глаз, на вопрос о сложности в работе и переводил стрелки на нее: мол, как твой день прошел, какими новостями коллеги делятся. Ей не нравилось: она думала, что я что-то от нее скрываю (как она права! я действительно «что-то» скрываю — но не могу об этом рассказать!), и, считая себя то ли оскорбленной, то ли недооцененной, отвечала на мой вопрос кратко и как-то даже бесчувственно.

А ведь супруга очень любит свою работу, и я рад, что у Лизы есть такое профессиональное занятие, от которого она светится, которым увлечена так же сильно, как и дочкой. На днях Лиза должна писать заявление на декретный отпуск и вновь расставаться с коллегами на пару лет, с которыми только-только, казалось, успела встретиться после первого декрета и не успела обменяться с ними всеми новостями. После рождения Ариши Лиза сидела дома чуть меньше года, веря в свои силы совмещать уход за малюткой-дочкой и работу. Благо наши родители жили не в других городах, а в Москве, и не было сложностей, чтобы они поочередно приезжали посидеть с Аришей и забавлять ее, когда мы с Лизой отсутствовали. Теперь супруга тоже полна решимости выйти с декрета раньше, памятуя об удачном, как ей показалось, опыте воспитания Ариши и проведения часов на рабочем месте.

Я не хотел верить, что всё это между нами надолго. Затянувшееся молчание. Внезапное общение, как будто ничего не случилось. Скрываемая обида. Принятие обмана и недосказанности: уж лучше проглотить услышанное, чем выяснять правду — так до ссоры недалеко.

Я поделать ничего не мог. Лиза если и пыталась делать шаги навстречу, чтобы наладить атмосферу между нами, то я их не замечал, не обнаруживал. Был занят собой. Своими мыслями, ощущениями. Я головой понимал, что никто из моих родных и близких не виноват, что я стал больше времени печалиться о себе, о том, что со мной случилось при встрече с магией, и они не должны испытывать на себе мое изменившееся поведение. Но сердце, этот моторчик и заводила всех эмоций, выдавал гигантские порции переживаний, в которых я варился каждый день, как в компоте. Я настолько подсел на думы о своей чародейской судьбе, что даже мало заботился о том, как веду и показываю себя в театре, хотя хотел казаться обычным. Но, может, коллегам виднее? Правда, еще ни один за последние два месяца не подошел ко мне, не сказал, что видно: со мной не всё в норме; не передал слухи обо мне, что поползли в связи с тем внезапным и необъяснимым ударом на духовой инструмент, и я не словил на себе (а может, плохо смотрел всем в глаза?) подозрительные взгляды, не слышал шепот за спиной. Я смотрел в ноты, смотрел на инструменты и руки, смотрел на весь оркестр, солистов и хор, но не видел никого. Я опять держал в руках палочку, отчего-то совершенно теперь не боясь вычудить. (Может, мне было нечего в магическом мире терять? Там узна́ют, что я наколдовал среди непосвященных, и лишат магии, сотрут память, чтоб я никогда больше не знал о волшебном мире; тогда только заживу как обычно.)

В перерывах и на обеде меньше общаюсь, больше утыкаюсь в мобильный телефон. В спектакль — молчалив, собран, решителен, не допускаю мысли о волшебстве. Едва антракт — бегу в кабинет и сижу, закрывшись, со стаканчиком кофе в одной руке и телефоном — в другой. Спектакль окончен — улыбнусь со сцены зрителям, а занавес закроется — бегло со всеми прощаюсь и уезжаю домой. Лишь в самый последний мой рабочий день сезона, который театр закрыл в начале июля, мне внезапно пришло в голову, что не стоило так вести себя при коллегах. Тем самым я мог навлечь на себя подозрения, что, мягко говоря, у нас в браке с Лизой не всё гладко, потому-то я и хожу весь такой пришибленный. Ладно, переживу с этой мыслью как-нибудь, до сентября время есть исправиться, а там уж, когда откроется новый сезон, я тоже буду новый: к этому времени разберусь со всеми своими нервами и заботами и буду знать, как спокойно относиться к ворвавшейся в мою жизнь магии.

И в некоторых моментах я ошибался.

Милиан прознал, что у меня обнаружился свободный от работы месяц отпуска, и при очередном ожидаемо-внезапном своем возникновении объявил, что прикомандировывает меня согласно постановлению Совета о привлечении инициированных к работам к поисковому отряду. Что за отряд, какой поиск — золото искать, что ли?