Тайны Хеттов

После Хуманна к вереницам хеттских богов и воинов потянулись вереницы археологов. Это были уже не случайные путешественники или исследователи-дилетанты, а люди, которые ставили перед собой совершенно определенную цель и в научном отношении были подготовлены для своих открытий.

Среди них — англичанин Рэмсэй, австриец Ланкоронски, француз Шантр, американец Вольф, немец Винклер, а также итальянские, турецкие и опять же немецкие исследователи, имена которых в большинстве случаев поглотил полумрак негромкой славы. Среди них были русские ученые Лундквист, открывший памятник хеттской культуры в Марайте (Таврский горный массив), и академик Ю.И. Смирнов, который обнаружил важные хеттские памятники во время своей Малоазиатской экспедиции 1893–1894 годов. Несмотря на то что царское правительство не проявляло интереса к «подобным пустякам», русским ученым все же удалось создать базу для исследования хеттских и других малоазиатских древностей — Русский археологический институт в Константинополе (Стамбуле).

Все эти ученые и исследователи привозили из известных и неизвестных уголков Каппадокии, Киликии, Фригии, Лидии, с берегов Эгейского моря и Евфрата, из Сирии и Северной Анатолии все новые и новые копии рельефов и иероглифических надписей, печати, фигурки и глиняные таблицы, испещренные аккадской клинописью; как они справедливо предполагали, языком этих надписей был хеттский.[1] Они накапливали сведения, но совокупность этих сведений напоминала коллекцию почтовых марок в руках невежды: хеттские иероглифические надписи никто не мог прочесть, так как расшифровка Сэйса была ненадежна, а хеттский язык, облаченный в аккадскую (то есть ассиро-вавилонскую) клинопись, прочесть которую не составляло труда, также никто не мог понять.

Образец искусства хеттов. Золотые сосуды из Аладжахююка (приблизительно первая половина II тысячелетия до н. э.)

Ни одна тайна не казалась более непроницаемой, чем эта.

Было ясно: до тех пор пока не удастся расшифровать хеттские иероглифы или хеттский язык, запечатленный клинописью, наука не сдвинется с мертвой точки. Археологи и исследователи на местах нетерпеливо поглядывали на ученых, которые представляют собой тыл наступающего фронта науки: на людей, которые, находясь вдалеке, анализируют, систематизируют и оценивают добытые документы, создавая тем самым предпосылки для превращения разрозненных сведений в стройную систему знаний; на людей, которым в тишине университетских и академических кабинетов не угрожает ни нападение горных разбойников (или правительственных войск, что было еще хуже, особенно в Турецкой империи), ни малярия, ни ядовитые пресмыкающиеся; на людей, труд которых обычно не пользуется вниманием, так как с виду он не драматичен, а сами эти люди, как правило, не умеют сказать о нем ничего интересного.

И в то время как археологи в тропических шлемах исследовали мертвые нагорья Тавра и на разрытых курганах чутко прислушивались, не звякнет ли кирка плохо оплачиваемого рабочего о каменную плиту с рельефом хеттского бога, эти скромные ученые трудились уже на полный ход.

На рубеже XIX и XX веков немец Леопольд Мессершмидт (1870–1911) продвинулся уже настолько, что смог издать сборник хеттских надписей «Corpus inscri ptionum Hettiticarum». В него вошли репродукции 37 больших и свыше 60 мелких хеттских текстов, обнаруженных в Малой Азии. После выхода двух приложений (1902, 1907 годы) их число увеличилось до 200.

Но вследствие особого стечения обстоятельств случилось так, что, даже несмотря на этот прекрасно оснащенный сборник, наука в расшифровке хеттского письма вперед не продвинулась. Когда в 1914 году немецкий историк древности Эдуард Майер издал первый солидный научный труд, который уже мог получить название «Царство и культура хеттов», ему пришлось опираться главным образом на иноязычные, преимущественно египетские и вавилонские, источники.

Hie sunt leones!

Приходилось ли вам видеть подлинные карты древности и средневековья, на белых местах которых значится: «Тут водятся львы»? Таково было обозначение неисследованных, неизвестных краев.