Тайны Хеттов

Везти это на пароходе и в поезде еще можно, трудности начались за Улыкышлой, «железнодорожной станцией для города Кайсери, находящегося, как мы помним, примерно в 190 километрах от нее». В этой части земного шара был один-единственный автомобиль, но зато настоящий автомобиль с шинами на колесах, хотя и «несколько ветхими». С помощью его владельца и шофера Сабри Эфенди (Грозный уже раньше имел с ним дело, «правда, с незавидными результатами») они погрузили свои тачки, лопаты и ящики и «в благодушном настроении людей, которым предстоит ехать в автомобиле, вскарабкались наверх». Чтобы было ясно: на все эти тачки, лопаты и ящики.

То, что последовало, вовсе не эпизод из комедийного фильма. Сабри Эфенди был опытным шофером, и меньше чем за час ему удалось завести мотор. Пока продолжались неудачные попытки, несколько тачек упало, но многочисленные зрители, которые не могли упустить такое событие, как старт автомобиля, охотно погрузили их снова. Позднее благодаря выбоинам на дороге весь багаж от тряски сбился в такое компактное целое, что при разгрузке некоторые предметы с трудом можно было расцепить. Пилюли от морской болезни, которые захватил с собой архитектор Петраш, оказались как нельзя кстати. Автомобиль Сабри уже целых 20 минут мчался по степи со скоростью не менее 20 километров в час, как вдруг раздался оглушительный выстрел-Выстрел? Пираты пустыни? Нет, просто лопнула шина. «Запасной шины у Сабри Эфенди, естественно, нет, и не остается ничего иного, как по возможности заклеить дыру». Путешественников обгоняет караван, и погонщики верблюдов утверждаются в своем недоверии к техническому прогрессу. Однако фыркающий и громыхающий автомобиль вскоре их настигает и опережает. Сабри торжествует и… еще один выстрел. Починка и аварии регулярно чередуются, то караван, то автомобиль обгоняют друг друга, и, прежде чем участники экспедиции добрались до города Нигде (он в самом деле так назывался), «шины и камеры автомобиля начали выходить из строя с такой поразительной частотой, что стало ясно: к вечеру этого дня до Кайсери не доехать. Чтобы не оставаться на всю ночь посреди степи, Сабри Эфенди решил, что мы заночуем в караван-сарае «Хан Андавал»…

Ночь эта была весьма неприятной. Мы опасались, как бы кое-что из нашего инструмента за ночь не исчезло; поэтому до двух часов я нес вахту в автомобиле, пока меня не сменил архитектор Петраш; остаток ночи мы провели в сарае, завернувшись в грязное одеяло, на досках, прикрытых соломенным матрасом. Утром я вспомнил, что мы обещали д-ру Обенбергеру, директору нашего Национального музея, ловить жуков. Мы вынули из багажа сеть и отправились к ближнему болоту за жуками…»

Но 300 андавалских жучков, «и среди них несколько совершенно еще не известных и не описанных», не были единственной пользой от этого путешествия по степи. К югу от Нигде археологи остановились в городишке Тираун, «не обозначенном ни на одной карте», и на его мусульманском кладбище обнаружили «прекрасную мраморную статую греческого происхождения, изображавшую орла». Сколько еще археологических кладов скрывает — или даже не скрывает — этот край?

«Но констатирую сухо, что на этот, второй день мы действительно добрались до Кайсери».

Хеттская крепость под «Холмом пепла»

Какой глушью ни был Кайсери, «где даже турецкие чиновники Османского банка, весьма скромные в своих жизненных претензиях, часто жаловались, что в сущности находятся в ссылке, словно они убили кого-нибудь», все же в сравнении с Карахююком он казался большим городом.

Французский археолог Э. Шантр, производивший в 1893–1894 годах раскопки на Кюльтепе, писал: «У северного подножия холма возникла недавно убогая деревенька, в которой свирепствует жесточайшая болотная лихорадка. Пребывание на холме Кюльтепе невыносимо утомительно. Полное отсутствие деревьев, тропическая жара, воздух, отравленный малярией, абсолютный недостаток питьевой воды и каких бы то ни было продуктов быстро сломили бы силу и энергию самого закаленного человека, если бы он целиком зависел от помощи близлежащего мусульманского селеньица».

В 1925 году Грозный добавляет к этому: «Малопривлекательное, но тем не менее — как мы в этом убедились сами — вполне достоверное изображение Карахююка!».

Грозный приехал сюда 20 июня и поселился с архитектором Петрашем сначала «в самом солидном, двухэтажном доме Карахююка», но, хотя их «хозяйка была, можно сказать, женщиной весьма преклонного возраста», сын ее запретил им пользоваться дверями, ведущими в комнату из коридора, «чтобы мы не могли увидеть ее даже издали. И мы каждый раз лезли к себе прямо с улицы по приставной лестнице». Потом они нашли себе другое обиталище, «еще более примитивное», без окон и стульев, под которым находился «большой хлев, куда на ночь загоняли 50–60 буйволов; легко догадаться, что испарения, поднимавшиеся из этого хлева, не делали более приятным пребывание в наших комнатах, хотя и к этому мы вскоре привыкли».