Тайны Конторы. Жизнь и смерть генерала Шебаршина

— Да. Кстати, очень приличный художник-пейзажист, у него есть толковые картины, но совершенно наивный с точки зрения политики. Например, идет двадцать восьмой съезд партии. Выступает Шеварднадзе и громко объявляет: он-де не согласен с политикой партии и подает в отставку…

— Как министр Шеварднадзе был очень слабый. Каким-нибудь винодельческим колхозом в Кахетии он управлял бы лучше. В МИДе его просто звали Шевой.

— Наверное. После выступления Шеварднадзе объявили перерыв. Мы вместе с Бакатиным идем по лестнице. Он произносит неожиданно восхищенно: «Какой же все-таки человек — Шеварднадзе, а!». На такое неподдельное восхищение нельзя было не ответить, и я сказал Бакатину:

— Вадим Викторович, не будьте наивным! Шеварднадзе просчитал свою позицию на восемь ходов вперед, он видит, что корабль тонет, и поэтому бежит с него. Через пару лет этот герой выплывет главой независимой Грузии, вот увидите!

Увидели. Так оно и получилось.

Когда мы прощались, Масленников внес уточнение в собственную «прямую речь»:

— Я назвал Шебаршина «либералом», а это все-таки не так, как он и не «демократ», — слишком уже слова «либерал» и «демократ» политизированы. Он гуманист. Вот это, пожалуй, будет точнее. Гу-ма-нист.

Передвигаться Масленникову было трудно, годы брали свое, да и жизнь непростая накладывала свой отпечаток, поэтому Масленников, человек пишущий, передал мне для книги свои заметки о Шебаршине — написал их заранее, включив в текст все, что знал о своем товарище по утино-гусиной охоте, в том числе, как я понял, и короткие оценочные наброски, сделанные в прежние годы; они, на мой взгляд, любопытны, и я их предлагаю вашему вниманию.

«Проведя около двух десятков лет за границей в качестве корреспондента “Правды” в Индии, Пакистане и Великобритании, я имел возможность с близкого расстояния наблюдать работу различных отечественных служб. Могу со всей ответственностью утверждать, что всякого рода “ужимки” и “таинственные умолчания” по поводу применяемых ими методов по большей части преувеличены, а то и вовсе ни на чем не основаны. Конечно, практическая деятельность каждой из них имеет свою специфику. Не одинаков и контингент местного населения, с которым им приходится иметь дело. Но, в общем и целом, все они занимаются одним и тем же — отстаивают интересы своего Отечества в стране пребывания. Если попытаться кратко суммировать рассуждения на эту тему, то я бы сказал так: дипломатия — это тоже разведка, а разведка — это тоже дипломатия, но творящаяся по большей части за пределами официальных приемов.

В случае с Леонидом Владимировичем Шебаршиным эта диалектика дипломатической и разведывательной деятельности наполнялась все более глубоким содержанием и связанной с нею ответственностью по мере продвижения по службе и повышения его политического и профессионального авторитета. Разумеется, детали этой деятельности мне неизвестны. Сам носитель этих секретов даже с нами, его друзьями, усиленно делал вид, что он “только секретарь” или “только советник” Посольства СССР. Задавать бестактные вопросы в нашей среде не было принято.

И тем не менее нам, его друзьям и коллегам, постепенно становилось известно, что контакты Л. В. Шебаршина в политических кругах стран, где ему доводилось работать, поднимались на все более высокий уровень. В Пакистане у него сложились неформальные доверительные отношения с тогдашним министром и будущим президентом страны Зульфикаром Али Бхутто. В Иране он сумел войти в доверие правой руки шаха Амира Аббаса Ховейды. В Индии с ним поддерживала доверительные отношения легендарный премьер-министр Индира Ганди. В Кабуле его личным другом стал лидер афганской революции Наджибулла, предательство которого российским руководством и последующую гибель от рук талибов Леонид Шебаршин воспринял как личную трагедию.

Одним из важнейших качеств характера, лежавших в основе его успехов по службе, любви и авторитета среди друзей и близких была глубокая эмоциональная вовлеченность Леонида Владимировича во все, что он делал, думал и говорил. В литературных воспоминаниях о годах, проведенных Л. В. Шебаршиным в Тегеране, перед глазами читателя развертываются трагические судьбы людей, ставших друзьями русского дипломата и почти поголовно погибших в застенках исламистов после прихода к власти аятолл. Эти “растерзанные тени” являются автору воспоминаний во сне, заставляя его вновь и вновь переживать ужасы религиозного фанатизма, свидетелем которого ему довелось быть за годы службы в Иране.