Тайны Конторы. Жизнь и смерть генерала Шебаршина

В идеальном варианте сотрудники резидентуры не должны быть осведомлены о работе друг друга. Каждому положено знать лишь то, что ему необходимо. Это золотое правило. Соблюсти его в полной мере чрезвычайно трудно. Служебные инструкции и профессиональная этика запрещают проявлять любопытство к чужим делам. Строжайшим образом засекречиваются имена, адреса, служебное положение источников и контактов, условия связи с ними. Однако невозможно скрыть простую вещь — проводит ли шеф все свое рабочее время в кабинете, а свободное — в бассейне, на корте или в дружеской компании соотечественников.

Твоя деловая репутация — это важнейший компонент в связке “начальник — подчиненный”».

В общем, Шебаршин был нацелен на одно — работу и только работу. Начальник его, резидент Яков Прокофьевич Медяник, тоже был таким же отчаянным трудоголиком, тоже пропадал сутками на работе — то в кабинете, то на выездах и встречах со своими людьми (эту работу в разведке называли «полем»), — и готов был продлить рабочий день с двадцати четырех часов до сорока или пятидесяти, но даже если бы такое случилось, Якову Прокофьевичу все равно было бы мало времени.

Медяника Шебаршин вспоминал всю свою жизнь, писал о нем — все написанное вошло в книги Шебаршина, — несмотря на возраст, у Медяника было великолепное оперативное чутье, он умел предугадывать события, анализировать их и делать точные выводы, всегда был дружелюбен, ко всему новому относился с живым интересом, и прежде всего — к новым людям.

Медяник был одним из немногих резидентов в советской разведке, имевших звание генерала. Шебаршин подружился с ним, хотя обычно подчиненные редко дружат с начальством, но здесь имело место исключение из правил. Очень удачное исключение.

Много спорили. Медяник был блестящим спорщиком, причем он позволял себе это даже в разговорах с очень высоким начальством. Такое у него случалось даже с самим Андроповым — председателем КГБ, членом Политбюро ЦК КПСС.

Были у шефа с замом и свои слабости: раз в месяц они позволяли себе забраться в какой-нибудь ресторан и отвести душу. Чаще всего это был ресторан, находившийся во дворе отеля «Ашок». Там имелось роскошное приспособление барбекю, где дивно жарили мясо и овощи, салат подавали свежайший, прямо с огорода, а кофе варили такой крепкий, что на нем могли ездить автомобили. Это были праздники души. И о чем они только не говорили с Яковом Прокофьевичем во время тех увлекательных застолий!

Наверное, проще назвать то, о чем не говорили, а так — обсуждали абсолютно все. И различные московские перестановки, и действия Индиры Ганди по время войны с Пакистаном (из Москвы все время приходила строгая негласная установка: «Держите госпожу Ганди за юбку!» — человеком она была прагматичным, жестким, настолько жестким, что один из ее приближенных сказал однажды, что если и есть среди старых баб, засевших в индийском правительстве, мужчина, то это Индира Ганди), и охоту на зимующих в окрестностях Дели уток, которой иногда занимался Шебаршин, и растущие цены на бензин, и прогнозы на урожай хлеба в Америке, и строительство БАМа в родной стране… Действительно, не было тем, на которые они не говорили бы.

Беспокоила и работа ЦРУ в Индии — слишком уж настойчиво американцы пытались влиять на внутреннюю жизнь Индии, иная семья могла обнаружить американского агента даже у себя в постели, даже в мусорном ведре, — чтобы поставить точный блок и хоть как-то изменить эту тенденцию, приходилось много работать.

Резидентура регулярно выявляла сотрудников ЦРУ в посольстве Штатов, которые занимались только одним — прямым шпионажем, и людей из проамериканского лобби, живущих и работающих в Дели, пытающихся насадить здесь культ Вашингтона, и прямых агентов, и буквально хватала за руку людей, которые в интересах Америки старались сделать все, чтобы у Индии испортились отношения с соседями — в частности с Непалом и Бангладеш.

Работа эта была трудная, тонкая, часто невидимая.

Более того, американцы очень внимательно следили за советскими гражданами, находящимися в Индии, — даже за туристами, которые приезжали сюда на очень короткое время.

«Мне неоднократно приходилось убеждаться, насколько сходны методы и приемы, которыми пользуемся мы сами и американские коллеги. Обычно можно было предсказать, какой шаг американский коллега сделает на следующей встрече с нашим человеком, когда предложит тому заработать небольшую сумму за написание, скажем, статьи на совершенно невинную тему. Стандартным приемом было доброжелательное, без нажима сделанное предложение подумать о невозвращении в Союз, где у собеседника могут быть определенные неприятности по той или иной причине, которая здесь же и называлась. Американцам была известна еще не изжитая к тому времени наша глупейшая и вреднейшая практика. Если к советскому человеку делался, говоря профессиональным языком, “вербовочный подход”, на него ложилось несмываемое пятно».