Тайны Конторы. Жизнь и смерть генерала Шебаршина

Примеров того, как Шебаршин относился к этим трем деятелям (как и к людям, стоявшим близко к ним), можно набрать не менее сотни. Увы, что было, то было. Добрейший Леонид Владимирович обладал острым глазом и острым пером.

Иногда у Катышева случались с Шебаршиным и разговоры о делах разведки, хотя это бывало очень редко – Леонид Владимирович не любил никаких бесед и славословий о своей бывшей работе, как вообще не любил распространяться о том, кто он, что он и чем занимался раньше.

Один из таких разговоров произошел после того, как мировую печать всколыхнуло сообщение о том, что в Штатах задержан суперразведчик, работавший на Россию, по фамилии Эймс.

Причиной разоблачения явился, дескать, тот факт, что Эймс жил не по средствам, транжирил деньги налево и направо, тратил непомерные суммы, что невольно привлекло внимание наблюдающих органов – такие в американской разведке есть. Как, впрочем, наверняка есть и в разведке нашей.

Услышав об этом, Шебаршин потяжелел лицом и медленно покачал головой:

– Не верю, – сказал он, – его предали наши.

Так оно и оказалось. А легковесная версия о том, что Эймс был слишком расточителен и неосторожен, очень быстро отмерла. Это все равно что говорить: Эймс был глуп…

У разведчиков такого не бывает, и таких людей нет. А вот предатели есть.

Макарову Леониду Алексеевичу до сих пор в деталях помнится житье-бытье в уютном лесном домике, комнаты на несколько человек, в которых они обитали, ветки деревьев, стучавшие в стекла окон, слабое потрескивание деревянных стен в морозные зимние дни – дома очень хорошо отапливались, комендант за этим следил строго, – вечерние разговоры и утренний чай под веселый щебет заглядывавших в форточки синиц.

Это была разведшкола. Знаменитая «сто первая», которая потом стала Краснознаменным институтом.

В разведшколе Леонид Макаров познакомился со своим тезкой Леонидом Шебаршиным.

Жили напряженно и весело. Чай был любимым их напитком. Водку не пили (и портвейном не увлекались), и это не просто утверждение ради какого-нибудь модного веяния или обеливания того времени, – так оно и было: спиртным действительно не увлекались.

А вот чай был. И много. К чаю специально сушили сухари: на батарею клали несколько листков писчей бумаги, сверху раскидывали ломтики черного и белого хлеба. Вечером, когда ложились спать, клали хлеб, утром, просыпаясь, снимали урожай сухарей.

Иногда девушки в столовой, зная о любви слушателей к сухарям, сушили их сами, горкой выставляли на подносе… Вкусно было.

Макаров признается, что именно Шебаршин научил его пить настоящий чай. На курсе их был еще один такой подлинный «чаевник», который понимал толк в «солнечном напитке», – Гургенов, впоследствии также ставший генералом. Вот вдвоем с Шебаршиным они и образовали пару таких «гуру», которые приучили к настоящему чаю всю разведшколу.

С тех пор Макаров никогда не пьет чай с сахаром, поскольку сахар убивает тонкий вкус божественного напитка, никогда не заваривает в чайнике, потому что это – убожество, заваривает только в стакане, при этом следит, чтобы стакан был не граненый, а гладкий, с тонкими стенками. В граненом стакане чай получается совсем иным, чем в гладком.

Кстати, в деревянных домиках разведшколы, где они жили, граненые стаканы не водились, на подносе обязательно стоял графин со свежей вкусной водой и два тонких стакана.

– Когда рано утром в «Лесу» Шебаршин приходил на работу, то дежурный первым делом приносил ему в кабинет чай в подстаканнике, – вспоминает Макаров, – иногда с ломтиком лимона, иногда – без, но обязательно без сахара.

Шебаршин собирал редкие сорта чая, можно сказать, коллекционировал их, иногда заваривал по щепотке, чтобы попробовать, насладиться, отпивая от стакана по глотку, смакуя каждую каплю. И действительно, только у него можно было попробовать какой-нибудь «Симба-ти» – «Львиный чай», выращиваемый в Танзании на небольших полях, примыкающих к подножию горы Килиманджаро, или редкий красный чай с вулканических плантаций острова Маврикий. У Шебаршина имелись такие сорта чая, которых не было больше ни у кого в Москве.

Как-то Макаров сидел у Шебаршина дома, корпели над бумагами, обговаривали «текучку» – текущие дела, – и Шебаршин, обложенный бумагами по самый подбородок, попросил Макарова:

– Прошу тебя, сходи на кухню, завари чайку. Без чая, мне кажется, в этой горе макулатуры не разобраться, – он обвел рукой пространство.

Макаров прошел на кухню, в настенном шкафчике нашел пачку чая, вскрыл ее и заварил два стакана. Принес в комнату, где они работали.

Шебаршин глянул на Макарова неожиданно подозрительно, схватил стакан с чаем, поднес его к носу, понюхал, потом с шумом втянул в себя запах, – действовал, как опытный дегустатор.

– Ты какой чай заварил? Где взял его?

Макаров объяснил.

Лицо Шебаршина неожиданно перекосилось, казалось, что он сейчас заплачет, а он действительно чуть не заплакал: чай, который так неосторожно заварил Макаров, был очень редким, урожай его был ничтожно малым, Шебаршин буквально пылинки с него сдувал – и вот такая незадача.