Вариантов ответа было несколько: «Верный источник» – это по тем телеграммам, которые не вызывали сомнения, либо «Материал требует проверки» – и материал отправлялся на дополнительную проверку, и самый сложный – «Источник сомнительный, пахнет провокацией», – тут надо было объяснить, почему источник сомнителен (не докладывать о нем начальству было нельзя), что произойдет, если мы поверим телеграмме, и вообще спрогнозировать, предсказать историю, в которую хотели втянуть советскую разведку.
В общем, Крючков заметил его на новой должности, Шебаршин получил генеральское звание за четыре (без малого) года работы в Управлении «И» и перестал быть узким специалистом, знающим, скажем, только зону Индийского океана и Средний Восток: он знал уже все направления, по которым работала советская разведка, поэтому, когда ушел на пенсию Медяник Яков Прокофьевич – заместитель Крючкова, то Шебаршин по праву занял его место, стал заместителем начальника ПГУ.
Леонов тоже продвинулся – перешел на аналогичную должность и стал курировать в руководстве разведки американское направление.
А времена в стране наступили мутные, тяжелые, иначе разрушительную чехарду, именуемую перестройкой, не назовешь. Леонов рассказал, что наши агенты, находящиеся за границей, предупреждали Центр о беде, грозящей Советскому Союзу, давали Горбачеву и его действиям самые нелестные оценки и характеристики, называли генсека пустозвоном, который ничего хорошего для страны сделать не сможет – только плохое, заряд энергии у него совсем не тот: отрицательный.
В результате разведка стала костью в горле у самого Горбачева и его ближайших сподвижников – Яковлева и Шеварднадзе.
Эти три деятеля ничего не хотели слышать о разведке, а сведения, поступавшие к ним из «Леса», судя по всему, просто-напросто переправляли к противнику. Такое впечатление, во всяком случае, сложилось у разведчиков. Это были люди, как сказал Леонов, пересевшие на ходу в другой поезд, в другой вагон.
Собственно, такое впечатление складывалось не только у Леонова с Шебаршиным – складывалось у многих, кто вообще далек от разведки, у простых граждан, и у меня в том числе, например, хотя ни к разведке, ни к КГБ я не имел никакого отношения. В лучшем случае действия Горбачева и его компании вызывали недоумение.
Сейчас специалисты утверждают в один голос: то время было худшее для разведки. И оно выпало на долю Шебаршина, именно ему пришлось тащить тяжелейший воз, став начальником советской разведки, иначе говоря, ПГУ.
Леонов рассказал, как Горбачев, Шеварднадзе и Яковлев разрушали информационное поле, после чего Старая площадь, Политбюро становились слепыми.
Шеварднадзе, например, ведя переговоры в Москве с американцами, отказывался от использования наших переводчиков – все беседы переводили только американцы. Более того, беседы не записывались, что не было принято по протоколу… Но Шеварднадзе игнорировал это правило. Хотя переговоры он вел не от себя лично и не от имени ближайших своих родичей или горстки приятелей, – переговоры он вел от имени великой страны… Тогда еще великой.
За рубежом встречи с американскими государственными деятелями он проводил не на нашей посольской территории, а обязательно на американской – подальше от соотечественников.
В частности, в переговорах с американцами Шеварднадзе полностью проигнорировал решения нашей Комиссии по сокращению вооружений. А ведь туда входили крупные специалисты – не только военные, но и штатские – люди, знавшие назубок не только военную технику, но и разбирающиеся в политических нюансах и мировой экономике, знавшие точку зрения простых граждан, заваливших своими письмами Старую площадь. Писем были мешки. Впрочем, Шеварднадзе было наплевать на письма. Решения он принимал, только соразмеряя с точкой зрения, которой был в ту или иную минуту вооружен. Можно только догадываться, кто его вооружал…
Так, например, он подписал решение об уничтожении тактических комплексов «Ока», которые у нас имелись, а у американцев – нет. К стратегическому оружию эти комплексы отношения не имели – дальность полета ракет этого комплекса – четыреста пятьдесят километров. А вообще «Ока» – это очень удачная разработка, маневренная и быстрая самоходка с тремя ракетами на борту.
Военные, в частности начальник Генерального штаба, да и не только он, были против того, чтобы включать «Оку» в какие-либо списки на уничтожение. У Шеварднадзе была своя точка зрения – явно подсказанная кем-то из «друзей» Советского Союза.
– Я не согласен с вашим решением, – заявил он членам комиссии.
– Это почему же?
Шеварднадзе не стал объяснять, почему не согласен, лишь бросил через плечо:
– Я обо всем переговорю с Михаилом Сергеевичем.
Он-то доступ к Горбачеву имел – ногой открывал дверь, а члены комиссии – нет, в результате комплексы «Ока» были разрезаны на металлолом, целиком порушены – ничего не осталось.