Тайны Космера (сборник) (ЛП)

Она тщательно упаковала походный мешок: сначала положила лекарства, потом увесистый мешочек с серебряной пылью, чтобы лечить иссушение. За мешочком последовал десяток пустых мешков из толстой холстины, просмоленных изнутри, чтобы не протекли. В конце она добавила масляную лампу. Огню Сайленс не доверяла и пользоваться ею не хотела. Огонь привлекает теней. Но по опыту прошлых вылазок лампа могла пригодиться. Она зажжет ее, только если наткнется на человека, который уже развел огонь.

Закончив собираться, Сайленс помедлила и зашла в старую кладовку. Подняв половицы, вытащила маленький, плотно закупоренный бочонок, который лежал около ядов.

Порох.

— Матушка? — позвала Уильям-Энн.

Сайленс не слышала, как дочь вошла на кухню, и от испуга едва не выронила бочонок. Сердце чуть не остановилось. Проклиная себя за глупость, она сунула бочонок под мышку. Без огня он не взорвется. Уж это ей известно.

— Матушка! — воскликнула Уильям-Энн, уставившись на бочонок.

— Скорее всего, он мне не понадобится.

— Но…

— Знаю. Ш-ш-ш.

Сайленс запихнула бочонок в мешок. К боку бочонка было прицеплено переложенное тканью бабкино огниво. Поджечь порох все равно что развести огонь, по крайней мере, для теней. И днем, и ночью они слетались на огонь едва ли не быстрее, чем на кровь. Первые беженцы с Родины выяснили это довольно быстро.

В каком-то смысле с кровью проще. На обычное кровотечение, например, из носа тени даже не обратят внимания, но явятся за тем, кто первым пролил чужую кровь. А потом, разъярившись, убьют всех вокруг без разбора.

Только упаковав порох, Сайленс заметила, что Уильям-Энн одета по-дорожному, в штаны и сапоги, а в руках у нее такой же дорожный мешок.

— И куда ты собралась, Уильям-Энн?

— Ты намерена в одиночку убить пятерых, матушка, причем они приняли только полдозы болотника?

— Раньше справлялась. Я привыкла действовать самостоятельно.

— Только потому, что некому было помочь. — Уильям-Энн закинула мешок на плечо. — Теперь все иначе.

— Ты слишком юная. Возвращайся в постель. Присмотри за постоялым двором, пока я не вернусь.

Уильям-Энн не шелохнулась.

— Дитя, я же сказала…

— Матушка, ты уже не молода! — Уильям-Энн крепко сжала ее руку. — Думаешь, я не вижу, как ты хромаешь все сильнее? Ты не можешь все делать сама! Проклятье, тебе пора научиться принимать мою помощь!

Сайленс смерила дочь оценивающим взглядом. Откуда эта упертость? Иногда с трудом верилось, что Уильям-Энн тоже из рода Форскаутов. У бабки она вызвала бы отвращение, и Сайленс этим гордилась. У Уильям-Энн было нормальное детство. Она не слабая, просто… обычная. Чтобы быть сильной женщиной, необязательно подавлять эмоции.

— Не смей так разговаривать с матерью, — наконец отозвалась Сайленс.

Уильям-Энн приподняла бровь.

— Хорошо, можешь пойти. — Сайленс высвободила руку из хватки дочери. — Но будешь слушаться.

Уильям-Энн облегченно выдохнула и нетерпеливо кивнула.

— Предупрежу Доба, что мы уходим.

В темноте Сайленс перешла на медленный, типичный для поселенцев шаг. Даже под защитой серебряных кругов постоялого двора она следовала Простым правилам. Забудешь о них в безопасности — забудешь и в Лесу.

Сайленс достала две миски и смешала два разных вида светопасты, потом разлила их по отдельным банкам и убрала в мешок.

И шагнула в ночь. Воздух был холодным, бодрящим. Лес умолк.

Разумеется, вокруг парили тени.

Несколько, мягко сияя, скользили над травой. То были старые тени, бесплотные и полупрозрачные. Их очертания уже мало походили на человеческие. Головы были подернуты рябью, лица расплывались, словно кольца дыма. За ними стелились белые шлейфы длиной с руку. Сайленс всегда представляла, что это лохмотья, оставшиеся от их одежды.

Любую женщину, даже из рода Форскаут, при виде теней пробирал озноб. Разумеется, тени плавали по Лесу и днем, просто их не было видно. Но разожги огонь, пролей кровь — и они тут же настигнут тебя даже при свете солнца. Ночью тени вели себя иначе: реагировали на быстрые движения, на которые днем не обращали внимания, и быстрее расправлялись с любым нарушителем правил.

Сайленс достала банку с пастой. По округе разлился бледно-зеленый свет, тусклый, но в отличие от света факела ровный и устойчивый. Факелы ненадежны: если потухнут, снова их не разжечь.

Уильям-Энн ждала впереди с шестами для фонарей.

— Нужно двигаться тихо. — Сайленс прикрепила банки к шестам. — Разговаривать можно, но шепотом. Еще раз: ты должна слушаться. Причем сразу же. Эти бандиты убьют тебя не задумываясь, а то и сотворят что похуже.

Уильям-Энн кивнула.

— Ты недостаточно боишься.

Сайленс обернула банку с более яркой пастой в черную ткань. Их окутала тьма, но сегодня высоко в небе сиял Звездный пояс. Часть света просочится сквозь листву, особенно если не уходить далеко от дороги.

— Я… — начала Уильям-Энн.

— Помнишь, как прошлой весной взбесилась гончая Гарольда? — перебила Сайленс. — Помнишь, как она никого не признавала, а в глазах горела жажда убийства? Эти люди такие же, Уильям-Энн. Зверье. От них нужно избавиться, как от той гончей. Для них ты не человек, а кусок мяса. Понимаешь?