Конечно, это не все. Далеко не все. «Она думает, что просто внушила мне мысль о манипулировании императором. Но на мою подделку нельзя полагаться. Она ждет, что я сделаю лазейку для себя и полный контроль над Ашраваном будет у меня, а не у нее».
Что же это означает?
Это означает, что в запасе у Фравы есть другой поддельщик. Скорее всего, у него не хватает ни таланта, ни смелости, чтобы подделать чужую душу, но он способен изучить работу Шай и найти любые ее лазейки. Этому поддельщику доверяют больше, и он перепишет сделанное Шай так, чтобы передать контроль Фраве.
Возможно, у них даже получится закончить работу Шай, если та продвинется достаточно далеко. Она собиралась использовать все сто дней, чтобы спланировать побег, но теперь осознала, что ее могут устранить в любой момент.
И чем ближе она к завершению работы, тем больше опасность.
День тридцатый
— Что-то новенькое, — произнес Гаотона, осматривая витраж.
Это была особенно вдохновенная работа Шай. Попытки создать лучшую версию окна проваливались одна за другой: каждый раз, минут через пять, окно возвращалось к прежнему виду, с трещинами на стекле и щелями в раме.
Но потом Шай обнаружила кусочек цветного стекла, застрявший в раме, и поняла, что это окно было витражным, как и многие во дворце. Стекло разбилось, рама покорежилась, из-за чего и появились щели, из которых тянуло холодным сквозняком.
Вместо того чтобы починить окно как следует, в раму вставили обычное стекло. Со временем оно покрылось трещинами. Печать Шай, оттиснутая в нижнем правом углу, восстановила окно, переписав его прошлое так, будто заботливый мастер обнаружил разбитое стекло и воссоздал витраж. Эта печать схватилась сразу. Даже спустя столько времени окно воспринимало себя как нечто прекрасное.
А может, Шай просто в который раз замечталась.
— Вы сказали, что сегодня приведете человека для проверки, — напомнила Шай.
Сдув пыль со свежей духопечати, она сделала несколько быстрых насечек с обратной стороны от клише с замысловатой резьбой. Работа над каждой духопечатью заканчивается особой меткой, указывающей на то, что резьба завершена. Шай всегда любила придавать этой метке очертания своей родины, Май-Пон.
Закончив с меткой, Шай поднесла печать к пламени. При обжигании духокамень затвердевает, и резать по нему больше нельзя. Этот шаг необязательный: достаточно закрепляющих меток сверху, а саму печать можно вырезать из чего угодно, лишь бы резьба получилась четкой. Тем не менее духокамень ценится за способность твердеть.
После того как печать закоптилась в пламени свечи, сначала с одной стороны, потом с другой, Шай сильно на нее подула. Хлопья сажи слетели, явив красивый красно-серый камень с мраморным узором.
— Верно, — сказал Гаотона. — Человек для проверки. Я его привел, как и обещал.
Он пересек маленькую комнату и подошел к двери, у которой стоял на страже Зу.
Шай в ожидании откинулась на спинку стула, который пару дней назад подделала в гораздо более удобный. Она побилась об заклад сама с собой по поводу того, кем окажется этот человек. Стражник императора? Или какой-нибудь придворный невысокого ранга, например, писец Ашравана? Кто же тот несчастный, которого арбитры заставят вытерпеть кощунство Шай ради якобы всеобщего блага?
Гаотона опустился на стул у двери.
— Ну? — окликнула Шай.
Он развел руками:
— Приступай.
Шай села прямо, коснувшись ногами пола.
— Вы?
— Я.
— Вы же арбитр! Один из самых влиятельных людей в империи!
— О, а я и не заметил. Я подхожу под твои условия: мужчина, родился там же, где и Ашраван, и очень хорошо его знал.
— Но… — замялась Шай.
Гаотона подался вперед, сложив руки на коленях.
— Мы обсуждали это несколько недель. Рассматривали разные варианты. Но в конце концов решили, что не имеем морального права подвергать кощунству подданных. Единственный выход — пойти одному из нас.
Шай стряхнула удивление. «Фрава без проблем отправила бы кого-нибудь другого, — подумала она. — Как и любой из вас. Вы, Гаотона, сами на этом настояли».
Они считали Гаотону соперником и, наверное, с радостью отдали его на милость Шай и ее ужасных извращенных манипуляций. Ее проверки совершенно безвредны, но разве убедишь в этом великого? И все же, подвинув стул ближе к Гаотоне, Шай поймала себя на мысли, что ей хочется его успокоить. Она открыла шкатулку с печатями, вырезанными за последние три недели.
— Эти печати не схватятся, — сказала она, доставая первую. — Среди поддельщиков это значит, что изменение слишком неестественное, чтобы закрепиться. Вряд ли хоть раз эффект продержится больше минуты, и то при условии, что я все сделала правильно.
Гаотона, помедлив, кивнул.
— Человеческая душа отличается от души предмета, — продолжила Шай. — Человек постоянно растет, развивается, меняется. Поэтому духопечать на человеке изнашивается, чего не случается с предметами. В лучшем случае она продержится один день. Возьмем, к примеру, мои знаки сущности: они развеиваются примерно через двадцать шесть часов.
— А… как же император?