Тайны Кремля<br />Сталин, Молотов, Берия, Маленков

Великие державы, создавалось невольно впечатление, сознательно не желали понять, трезво оценить складывающуюся ситуацию, чреватую вооруженным конфликтом. Увидеть, что в тот момент и решалась окончательно судьба версальской системы как итога первой мировой войны. Ведь действия Германии неизбежно должны были подтолкнуть к аналогичным поступкам все проигравшие страны, утратившие часть своей территории — Венгрию, Болгарию, а может быть, и Турцию. Вызвать ответную реакцию со стороны участников коалиции победителей — Польши, Югославии, Румынии. При этом становилось более чем очевидным, что следующей жертвой агрессии окажется Чехословакия. Что Великобритания и Франция в своих корыстных интересах будут продолжать подталкивать Германию на восток, а значит все ближе и ближе к границам СССР. О том свидетельствовал не только отказ Лондона и Парижа даже от обсуждения проблем коллективной безопасности. Подтверждением тому стало и оказавшееся демонстративным в условиях нарастающего кризиса подписание Великобританией 14 апреля соглашения с Италией. В соответствии с ним британское правительство признавало захват Римом Эфиопии, его право открыто помогать мятежному Франко в Испании в «обмен» на невмешательство в европейские дела. Ну а какова цена подобного «невмешательства», уже более чем наглядно показала позиция Муссолини по отношению к судьбе Австрии.

И все же советское руководство продолжало призывать западные демократии спасти Чехословакию. В конце апреля ПБ приняло решение довести до сведения Праги твердое стремление СССР оказать дружественной стране всю возможную, в том числе и военную, помощь. О том незамедлительно был проинформирован посол Чехословакии в Москве Фирлингер. Более того, о готовности Советского Союза выполнить свои договорные обязательства 26 апреля открыто объявил и М. И. Калинин. Добавив, весьма многозначительно адресуясь уже только к пражскому руководству: «Разумеется, пакт не запрещает каждой из сторон прийти на помощь, не дожидаясь Франции»[42].

Выступление Михаила Ивановича, случайно совпав по временя, стало и своеобразным ответом на требование марионеточного «фюрера» судето-немецкой партии Генлейна предоставить Судетской области полную автономию, высказанное им 24 апреля в Карловых Варах. Единственным препятствием, мешавшим СССР предпринять односторонние действия по оказанию помощи Праге, заставлявшем его упорно добиваться поддержки прежде всего Франции, являлся географический фактор. Отсутствие общей границы с Чехословакией, широкая полоса территории Польши, пролегшая меж ними.

Отношение к судьбам мира в Европе резко проявилось в мае. 9 числа Генлейн заявил о прекращении переговоров с пражским правительством об автономии и вслед за тем вылетел сначала в Лондон, а потом и в Берхтесгаден, к Гитлеру. 19 мая одна из лейпцигских газет неожиданно оповестила мир о том, что части вермахта сосредотачиваются у чешской границы. А на следующий день правительство Чехословакии на экстренном заседании приняло решение о проведении частичной мобилизации. В тот же день послы Великобритании и Франции в Берлине и Праге стали настойчиво убеждать обе стороны проявить максимальную осторожность, и не более. Однако об их истинной позиции свидетельствовала информация, переданная послом Германии в Лондоне фон Дирксеном своему руководству. Он сообщил, что во время встречи с ним министр иностранных дел Великобритании Галифакс дипломатично, осторожно, но весьма многозначительно заметил: «в случае европейского конфликта трудно сказать, будет ли вовлечена в него Англия»[43].

Советская же позиция оставалась диаметрально противоположной. Литвинов 23 мая, используя как предлог встречу со своими избирателями на одном из ленинградских заводов, отметил, что руководство СССР твердо гарантирует все свои прежние обязательства и не собирается оказывать на Прагу давление, подобное тому, которое оказали Великобритания и Франция. А 25 мая предложил Парижу незамедлительно созвать совещание представителей генеральных штабов трех стран для обсуждения вопросов конкретной помощи Чехословакии[44]. В тот же день, следуя совету Лондона, Гитлер поспешил сделать весьма характерное для него лукавое заявление об отсутствии у Германии каких-либо агрессивных намерений в отношении Чехословакии.