Тайны Кремля

9 декабря они освободили Рогачев, 11 — Истру, 12 — Солнечногорск, 15 — Клин, 16 — Калинин, 20 — Волоколамск, отогнав врага на 100–250 км от столицы. Московская битва стала первым крупным поражением германской армии начиная с 1 сентября 1939 года, развеявшим миф о непобедимости вермахта. Стала первым настоящим успехом Красной Армии за полгода войны. Оказала решительное воздействие на морально-политический дух советского народа. Вернула веру в мощь Красной Армии, веру в вождя. И Сталин поспешил воспользоваться идеально сложившейся для него конъюнктурой.

Еще в самый разгар сражений, 14 декабря, когда исход битвы был далеко не ясен, последовало решение ГКО о разминировании столицы[291]. 15 декабря, но уже ПБ — о разрешении «т. Андрееву вместе с аппаратом ЦК ВКП(б), находящемся в Куйбышеве, к 25 декабря 1941 года переехать в Москву»[292]. Под новый год в столицу вернулся не только весь состав эвакуированных управлений кадров, пропаганды, но и Вознесенский, что должно было свидетельствовать о завершении им своей экстраординарной миссии. И вот после этого Сталин и получил, наконец, возможность проявить прежнее самовластие, указать лидерам ГКО на их настоящее место.

С этой целью им был нанесен хитрый удар, прямо не осуждавший кого-либо из них, но вместе с тем до некоторой степени дискредитировавший их работу в области оборонной промышленности, ставивший ее результативность под сомнение. 14 декабря ГКО приняло весьма расплывчатое, странное по содержанию постановление, поименованное еще более абстрактно — «Вопросы НКАП»[293]. В нем отмечалось:

«Ввиду того, что нарком авиапромышленности стал работать в последнее время из рук вон плохо, провалил все планы производства и выдачи самолетов и моторов и подвел таким образом страну и Красную Армию, Государственный комитет обороны постановляет: 1. Поставить наркомат авиапромышленности под контроль членов Государственного комитета обороны тт. Берия и Маленкова, обязав этих товарищей принять все необходимые срочные меры для развертывания производства самолетов… 2. Обязать наркома авиапромышленности и его заместителей беспрекословно выполнять все указания тт. Берия и Маленкова…».

В чем же таился скрытный смысл документа, в чем заключалась прямо не высказанная угроза? Да в том, что Берия и Маленков и без того уже отвечали за работу НКАП, контролировали выполнение им планов военного времени. Поэтому даже простая констатация того, что нарком А. И. Шахурин не только «провалил» утвержденные планы, но и «подвел» страну и армию, должно было стать недвусмысленным предупреждением Лаврентию Павловичу и Георгию Максимилиановичу. Указанием — вновь появился человек, который всегда сумеет найти недостатки, просчеты и даже ошибки, сможет сурово спросить за них, принять, в случае необходимости, крайние меры. Завуалированность же решения, его внешняя мягкость, некая неопределенность были вынуждены, обусловлены слишком огромным несоответствием результатов работы Берия, Маленкова, с одной стороны, и старых сталинских соратников, Ворошилова, Кагановича — с другой.

Только спустя месяц после того, как Ворошилова отозвали из Ленинграда, сняли с должности главкома Северо-западного направления за слишком очевидный, полный провал порученного дела, ему сумели подыскать такую должность, на которой он не смог бы причинить особого ущерба делу. 9 ноября назначили уполномоченным ГКО по проверке и контролю работы военных советов формировавшихся армий — 10-й, 26-й, 60-й и 61-й. Но так как и тут Климент Ефремович не сумел принести ощутимой пользы, ему поручили контролировать формирование дивизий и бригад в пяти тыловых военных округах — Московском, Приволжском, Уральском, Южноуральском и Среднеазиатском[294].

Несколько иначе поступили с Кагановичем. Принимая во внимание весьма опасную неразбериху, сложившуюся на всех магистралях, 25 декабря ГКО постановил: «Для разгрузки транзитных и всяких иных застрявших надолго грузов на железных дорогах, образовать комитет в составе: Микоян (председатель), Косыгин, Каганович, Вознесенский, Хрулев». Тем же актом Совет эвакуации за теперь уже ненадобностью ликвидировали, а его аппарат передали новому комитету[295].

Но даже такие действия оказались малорезультативными, не способствовали быстрому и коренному улучшению работы железнодорожного транспорта. И потому уже 27 января к Кагановичу первым заместителем по НКПС назначили Андреева[296]. Поставили таким образом во главе одного единственного наркомата сразу двух членов ПБ.