Тайны Кремля

Вашингтон, Лондон и Париж, уведомленные о содержании беседы, состоявшейся 2 августа, в конце концов приняли предложения Сталина. Согласились продолжить в Москве переговоры ради того, чтобы попытаться найти компромисс. Разрешить все же накопившиеся вопросы. И, казалось, дело сдвинулось с мертвой точки. 28 августа удалось согласовать текст общего документа, а спустя два дня утвердить его как «Директиву правительств СССР, США, Великобритании и Франции четырем главнокомандующим оккупационных войск в Германии». Они предусматривали снятие блокады Западного Берлина и использование марки советской зоны как единственного платежного средства для Большого Берлина. Поручали «провести в возможно короткий срок детальные мероприятия, необходимые для осуществления этих решений и сообщить Вашему правительству не позднее 7 сентября о результатах Ваших дискуссий, в том числе о точной дате, когда мероприятия… могут быть осуществлены»[648].

Добившись несомненного успеха, Сталин поспешил использовать его, чтобы прежде всего укрепить свои позиции в узком руководстве. Восстановить прежний баланс сил в нем, обеспечив себе заведомое большинство. Для того 1 сентября добился перевода А. Н. Косыгина из кандидатов в члены ПБ. Это решение сопровождалось еще одним, более значимым пунктом: «Пополнить состав девятки тов. Косыгиным А. Н.»[649]. Сделал Сталин это как нельзя вовремя. Уже на следующий день оказалось, что сближение позиций Москвы и Вашингтона, Лондона, Парижа более чем призрачно. Лишь тактический ход последних, ни на йоту так и не отступивших от своих долгосрочных планов. Несмотря на настойчивое предупреждение Сталина о неизбежных последствиях — расколе Германии, 1 сентября, как и было объявлено ранее, в Бонне открылся Парламентский совет. Под председательством Конрада Аденауэра начал разработку конституции для трех зон. Но, главное, чуть позже главнокомандующие западных оккупационных войск при обсуждении с Соколовским порученных им «директивой» мероприятий, неожиданно для советской стороны вновь стали настаивать, как прежде их правительства, на снятии прежде всего блокады, и лишь после того готовы были согласовывать изменение денежной системы Большого Берлина.

Подтверждением нового обострения отношений явилась памятная записка США, Великобритании и Франции от 14 сентября. Она не только констатировала сохранение диаметрально различных подходов к решению берлинской проблемы, но и усиливала вероятность того, что согласие вряд ли удастся достигнуть. Выдвигала новые требования, заведомо неприемлемые для Советского Союза. В частности, требовала расширения полномочий четырехсторонней финансовой комиссии, создаваемой лишь для введения в Берлине восточной марки. Превращение ее в орган контроля над Немецким эмиссионным банком, оперировавшим только в советской зоне.

Несмотря на явное противодействие, Москва попыталась все же добиться общего согласия. Возобновила переговоры, в которых участвовали Молотов и послы трех стран, на этот раз завершившиеся полным провалом. 22 сентября очередная нота США констатировала, что продолжение переговоров бесполезно, а потому информировала о переносе вопроса на рассмотрение ООН. Все дальнейшие попытки советской дипломатии добиться лишь одного — одновременности снятия блокады и введения восточной марки, так и не увенчались успехом. А 25 октября уже Совет безопасности отклонил проект резолюции, содержавший все тот же вариант выхода из кризиса, предложенный представителем СССР.

Столь же волнообразно — от радужных надежд до полного разочарования — развивалась ситуация и в Палестине, поначалу обещавшая стратегический прорыв на Ближнем Востоке.

Еще 14 мая 1948 года верховный комиссар Великобритании в Палестине, Алан Канинхэм, объявил о прекращении британского мандата. В тот же день было провозглашено создание независимого Израиля, сформировано временное правительство во главе с Давидом Бен Гурионом. Временным президентом провозгласили уроженца белорусского города Пинска Хаима Вейцмана, возглавлявшего с 1929 года Еврейское агентство. В тот же день войска Египта, Трансиордании, Ирака, Сирии и Ливана перешли границы Палестины и открыли боевые действия против еврейских подразделений. 15 мая новое государство признали Советский Союз — де-юре, и Соединенные Штаты — де-факто.

«Как бы радикально ни изменилось советское отношение к нам за последующие двадцать пять лет, — вспоминала Голда Меир, — я не могу забыть картину, которая представлялась мне тогда. Кто знает, устояли бы мы, если бы не оружие и боеприпасы, которые мы смогли закупить в Чехословакии и транспортировать через Югославию и другие балканские страны в черные дни начала войны, пока положение не переменилось в июне 1948 года? В первые шесть недель войны мы очень полагались на снаряды, пулеметы и пули, которые Хагане удалось закупить в Восточной Европе, тогда как даже Америка объявила эмбарго на отправку оружия на Ближний Восток, хотя, разумеется, мы полагались не только на это»[650].