Тайны Кремля

Несмотря на ухудшавшуюся с каждым днем ситуацию, отсутствие признания его правоты с чьей-либо стороны, Шушниг пытался сопротивляться неприкрытому давлению. Отверг ультиматум Гитлера и объявил о проведении 13 марта плебисцита, твердо рассчитывая на поддержку со стороны подавляющего большинства австрийцев. И хотя в самый последний момент, под прямым нажимом со стороны Муссолини, Шушниг отказался от плебисцита и подал президенту прошение об отставке, Гитлер приступил к намеченному. Вечером 11 марта части вермахта перешли границу, а утром следующего дня заняли Вену. Так завершился очередной акт европейской драмы, предрешенный политикой умиротворения. Перестала существовать, была стерта с карты мира первая из европейских стран, преданная своими гарантами. Превратилась в провинцию третьего рейха.

Столь же агрессивные намерения в те дни продемонстрировала и Польша. Официальным ультиматумом потребовала от Литвы признания законности оккупации ею Виленской области. А еще раньше мировая печать вдруг стала муссировать слухи об имевшемся якобы тайном сговоре Берлина и Варшавы. Их намерениях разделить между собою территорию независимой Литвы. Германия должна была вернуть себе Мемельскую (Клайпедскую) область, а Польша — все остальные земли. 19 марта президент Литвы Антанас Сметона безоговорочно принял ультиматум, удовлетворив великодержавные амбиции санационного режима маршала Рыдз-Смиглы — Бека.

В столь напряженной, взрывоопасной, чреватой своей непредсказуемостью обстановке, нарком иностранных дел СССР М. М. Литвинов срочно созвал 17 марта пресс-конференцию. В выступлении отметил, в частности: «Если случаи агрессии раньше имели место на более или менее отдаленных от Европы материках или на окраине Европы… то на этот раз насилие совершено в центре Европы, создав несомненную опасность не только для отныне граничивших с агрессором 11 стран, но и для всех европейских государств, и не только европейских… В первую очередь возникает угроза Чехословакии… В сознании Советским правительством его доли ответственности, в сознании им также обстоятельств, вытекающих для него из устава Лиги наций, из пакта Бриана-Келлога и из договоров о взаимной помощи, заключенных им с Францией и Чехословакией, я могу от его имени заявить, что оно со своей стороны по-прежнему готово участвовать в коллективных действиях, которые были бы решены совместно с ним и которые имели бы целью приостановить дальнейшее развитие агрессии и устранение усилившейся опасности новой мировой бойни. Оно согласно приступить немедленно к обсуждению с другими державами в Лиге наций или вне ее практических мер, диктуемых обстоятельствами»[40].

В тот же день полпреды СССР в Лондоне — И. М. Майский, в Париже — Я. 3. Суриц и в Вашингтоне — А. А. Трояновский передали по поручению НКИД заявление Литвинова правительствам тех стран, при которых они были аккредитованы, с пояснением — оно является официальным выражением точки зрения руководства СССР. Правительство Великобритании в ответе, датированном 24 марта, указало, что оно возражает против «конференции, на которой присутствовали бы только некоторые европейские державы и которая имела бы задачей… организовать объединенную акцию против агрессии». А далее проясняло сущность своей политики невмешательства и умиротворения. Принятие, мол, «согласованных действий против агрессии не обязательно окажет, по мнению правительства Его Величества, благоприятное воздействие на перспективы европейского мира»[41]. Ответ, поступивший из Франции, практически ничем не отличался от британского. Администрация же Рузвельта, еще твердо исповедывавшая принципы изоляционизма, вообще не отреагировала на советское предложение.