Иной — совершенно неощутимой, практически не замеченной большинством, не оцененной должным образом, оказалась более важная, принципиальная реформа. Та, что была направлена на создание общей языковой базы, и позволившей бы в обозримом будущем сплотить многочисленные (более 100!) народы Советского Союза в единую нацию. Способствовать тем самым наименее безболезненному преобразованию союза республик, чисто формально, по конституции, обладавших неким подобием суверенности, в конечном итоге в унитарное государство. Парадоксально, но благоприятным фактором для осуществления таких намерений оказалась так и не ликвидированная азбучная неграмотность населения страны. Перепись 1939 года зафиксировала наличие в целом около 18 % неграмотных, преимущественно лиц старше 50 лет, а в Средней Азии и на Кавказе — около 30 %.
Столь удручающее положение и облегчило первый этап реформы. В соответствии с решением Совета национальностей ЦИК СССР от 16 октября 1936 года письменность кабардинцев перевели с ранее выработанного для них латинского алфавита на русский[89]
. Затем аналогичными мерами унифицировали письменность всех остальных народов РСФСР, имевших административно-национальную автономию — автономные республики и области, национальные округа. А незадолго до завершения этих преобразований в рамках Российской Федерации их распространили — начиная с 16 декабря 1939 года — на письменности и «титульных» народов ряда союзных республик — Узбекской, Азербайджанской, Таджикской, Туркменской, Киргизской, Казахской, Молдавской[90]. Но только тех, где культурный уровень и состояние грамотности не препятствовали нововведениям, не затрагивая интересы большинства населения, порождая у них естественный протест.Когда же почва была подготовлена, начался второй, не менее значимый этап реформы. Тот, о необходимости которого Сталин говорил в докладе на октябрьском Пленуме 1936 года, и положенном в основу соответствующей резолюции. Этап, обусловленный помимо всего прочего необходимостью введения всеобщей воинской обязанности, закрепленной 132-й статьей новой конституции. Ведь в Красной Армии мог существовать только один язык для приказов и команд, для уставов и наставлений. Второй этап стал реальностью после принятия постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 13 марта 1938 года «Об обязательном преподавании русского языка в школах национальных республик и областей»[91]
. Чуть позже данный документ продублировали совнаркомы всех союзных республик, потому что именно в их компетенции юридически находились вопросы народного образования. Так впервые русский язык обозначил себя как государственный.Своеобразным подведением итогов всех этих преобразований, лишь внешне не связанных, и все же шаг за шагом ведших к определенным целям, стало появление «Истории Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Краткий курс». Ее сначала опубликовали в «Правде», в номерах за 9—19 октября 1938 года, и почти сразу же — отдельной книгой, вышедшей многомиллионным тиражом.
«Краткий курс» с момента появления и на последующие семнадцать лет оказался своеобразным «священным писанием» для всех коммунистов Советского Союза, обязательным для «последовательного, систематического и глубокого» изучения ими. Исходил из вполне определенного круга читателей, в то время состоявшего преимущественно из малограмотных членов, партии. Из имевших в лучшем случае начальное образование 64,3 % рабочих, 24,8 % крестьян и лишь 10,9 % служащих, за плечами которых было и начальное, и неполное среднее, и неполное высшее, и высшее образование. Учитывал и массовый прием в партию, выросшую за 1938—39 годы в полтора раза. Оказался доступным всем им. Убедительным благодаря лапидарности и схематичности.
Включал своеобразную, крайне субъективную, фактически надуманную, фальшивую версию истории ВКП(б), ретроспективно выводимую из положений январско-февральского Пленума 1937 года. Призванную оправдать репрессии, и не только массовые, объяснить с их помощью всю четвертьвековую внутрипартийную борьбу не как естественное столкновение мнений, а как преднамеренную «измену» будущих «врагов народа», причем задолго до революции. Вместе с тем давала книга и самые элементарные, до предела упрощенные представления о марксизме как теории, о диалектическом и историческом материализме.
Но лишь такой целью «Краткий курс» не ограничивался.