Тайны любви

— Дайте мне только встать, — прошипела Ивонна и добавила несколько слов, которых не употребляют замужние дамы из приличного общества, — а многие таких слов и не знают.

Положение ее тела привело к тому, что трусики свободного покроя теперь были туго натянуты между ног, и под ними обрисовывалась не только ложбинка меж ягодиц, но и удлиненный раздвоенный холмик ее тайной сокровищницы. Видно было, как натяжение ткани слегка раздвинуло его половинки. Некоторое время Арман наслаждался этим зрелищем, потом оттянул ткань трусиков и воткнул в плоть Ивонны большой палец. Сердитый вопль позабавил его, и, чтобы еще больше раздразнить Ивонну, он стянул прозрачные трусики наполовину.

— Я выяснил, что нас с вами так роднит, — заявил он, лаская обнажившиеся шелковистые ягодицы.

— Это недостойно! Прекратите немедленно безобразие и выпустите меня! — хрипло потребовала она.

— Вам, Ивонна, свойственно нечто такое, что я определил бы как высокомерие. Но высокомерие подразумевает действительное превосходство в чем-либо, а этого я у вас не наблюдаю. Так что вернее было бы сказать, что вы относитесь к окружающим с заносчивым пренебрежением. Но дело не в словах, а в том, что ваше поведение толкает их к насилию — вы просто напрашиваетесь на то, чтобы вас унизили! Короче говоря, я намерен обойтись с вами очень, очень грубо.

Он раздвинул ее ягодицы и потер большим пальцем крохотный тугой узелок между ними. На миг он почувствовал искушение овладеть Ивонной, вломившись своим орудием в это узенькое отверстие, и тем самым подтвердить ее худшие страхи и самые мрачные фантазии. Но удержался, не уступив даже соблазну просунуть туда свой длинный указательный палец. Вместо этого Арман стал водить головкой своего орудия вдоль бороздки ее пушистого персика.

Спущенные на бедра Ивонны трусики не позволяли ему развести ее ноги достаточно широко, и он, чтобы подготовить жертву к намеченной атаке, прикрыл рукой нежные розовые губки и погрузил между ними сначала один палец, потом второй, нащупывая секретный бутончик. Ивонна вздрогнула и завертелась от его манипуляций. Когда пальцы увлажнил сок ее желания, Арман вдруг сообразил, что даже сейчас эксплуатации подвергнется именно он! Ивонна умышленно провоцировала его, потому что обожала представлять себя несчастной жертвой насилия. При этом «жертва» сама контролировала ситуацию.

Хотя Арман был сильно возбужден, он не нашел причин делать одолжение столь неприятной особе, как Ивонна. Поэтому он отступил на полшага и влепил ей увесистый шлепок по голому заду.

— А ну-ка, встаньте, Ивонна, — потребовал он самым беззаботным тоном, на какой был способен раздетый мужчина с дрожащим от возбуждения орудием страсти, стоя на вытянутую руку от наполовину обнаженной красивой женщины. — Через полчаса я завтракаю с дорогой мне женщиной, мне пора одеваться. Она не любит, когда ее заставляют ждать.

Потрясенная и поставленная в тупик этим внезапным исчезновением интереса к ее особе в тот момент, когда она ожидала, что он вот-вот войдет в ее тело, спутанная опущенными до колен трусиками, Ивонна все же ухитрилась изогнуться и взглянуть на Армана снизу вверх. Яростный взгляд скользнул по его насмешливому лицу и уперся в торчащее орудие страсти. И Ивонна скатилась на бок с подлокотника кресла. Арман, подбоченившись, стоял над ней и размышлял, каким образом она попытается выйти из этого, по-видимому, крайне унизительного для нее положения.

Каким-то необъяснимым — по крайней мере для Армана — образом Ивонна, перекатившись через подлокотник кресла, предстала его взору обнаженной чуть ли не выше талии — так задралось ее платье, а ноги в черных чулках неловко раскинулись на сиденье кресла, щедро демонстрируя все, что находилось между ними. Она прикрыла глаза руками, как бы прячась от стыда — вряд ли Ивонна хотя бы однажды испытала это чувство с тех пор, как ей исполнилось одиннадцать лет, — и наблюдала за Арманом сквозь растопыренные длинные пальцы. «Ну, сударыня, — подумал он, — не сомневаюсь, что вы решили еще чем-то меня удивить».

И она действительно удивила его. Лежа в этой нескромной позе, она принялась визжать, причитать, истерически всхлипывать и, наконец, угрожать Арману всевозможными карами за коварное и отвратительное надругательство над ее целомудрием. Самым мягким из возможных наказаний была пожизненная каторга, после чего она посулила ему отправку в тюремную колонию на Дьяволовых островах и, наконец, позорное обезглавливание на гильотине. Вскоре Арман устал сдерживаться и расхохотался от души.

— Вы говорите, отвратительное надругательство? — сказал он, отсмеявшись. — Что вы, я всего лишь поощрял ваше седалище. Или вы его ставите так высоко, что считаете неприкосновенным? А может быть, на шлепок требуется ваше письменное согласие? Но ваш зад… хоть он, конечно, и хорош, однако я предпочитаю более круглые.

Глаза Ивонны расширились от изумления — этот человек осмелился не считать ее воплощенным совершенством! А Арман опустился на колени между ее раскинутых ног и небрежно дернул прядку волос на лобке.