Тайны Лубянки

Но стоило только выйти ему на сцену, как Агапкин преображался. Куда исчезала его застенчивость. Он купался в музыке, аплодисментах, и чего там греха таить: никогда не чурался проявления восторженных чувств поклонников. И особенно – поклонниц. Его жена не раз жаловалась подругам, что постоянно извлекает из карманов френча маленькие записочки с признаниями в любви.

(Одна такая история чуть не перечеркнет потом всю его карьеру и чудом не доведет до цугундера, но об этом – позже.)

Надо сказать, что Агапкин никогда не замыкался в рамках одного только здания на Большом Кисельном, где квартировал оркестр. Он постоянно выступает на самых разных площадках, а с 1934 года становится неотъемлемой частью знаменитого сада «Эрмитаж».

Почти каждый вечер оркестр НКВД играет для московской публики. В репертуаре – самые разные вещи. И классика, и фокстроты, и вальсы. И даже джаз.

В те годы такие концерты пользовались огромной популярностью. Телевидения еще не придумали, театров – раз два и обчелся, рестораны – по карману не всем. Духовые оркестры под открытым небом – вот самый писк моды. Дирижеров знали по именам, на них «ходили», как ходят нынче на звезд эстрады.

Дошло до того, что специально для оркестра Агапкина дирекция «Эрмитажа» выстроила эстрадную раковину.

Вот уж воистину: неисповедимы пути Господни. Нет в стране организации более зловещей. Одно лишь упоминание этой грозной аббревиатуры – НКВД – вызывает трепет. Черные клубы страха накрывают столицу: каждую ночь людей забирают сотнями. Собираясь утром на службу, никто – ни нарком, ни простой работяга – не может быть уверен, что вечером удастся ему вернуться домой.

Музыка – одно из немногих чудес, которое позволяет хоть ненадолго забыться, спрятаться от проблем и тревог. И нет здесь помощника надежнее, чем агапкинский оркестр. Оркестр того самого зловещего ведомства… Этакий замкнутый круг…

Руководству НКВД эта метаморфоза, безусловно, по душе. Лубянка, как никакая другая организация, заинтересована в создании своего благоприятного образа. Трогательные музыкальные вечера лишь подчеркивают ее суровость.

Впрочем, в молохе репрессий все прежние заслуги значения никакого ровным счетом не имеют. Кольцо недоверия начинает сжиматься и вокруг Агапкина.

Каждый вечер он приходит домой чернее тучи. На расспросы жены отвечает односложно. В самом деле, о чем рассказывать ей? О том, что из пяти начальников Высшей школы арестованы все пятеро, включая и ее основателя – комиссара Шанина? О том, что взяли половину председателей кафедр, большинство лекторов: тех, кто вчера еще считался гордостью, золотым фондом ЧК? И легендарного Артура Артузова – бывшего начальника разведки и контрразведки страны. И Владимира Стырне²⁰, получившего орден Красного Знамени за операцию «Трест» из рук самого Дзержинского?

Сотрудники Высшей школы лучше других видят истинные масштабы репрессий. И не только потому, что ежедневно они не досчитываются очередных сослуживцев. Маховик арестов столь велик, что курсантов начинают выпускать досрочно, недоучив положенного срока.

И хотя Агапкину вроде нечего бояться: социальное положение – самое что ни на есть рабоче-крестьянское, в Красной Армии – с момента основания, только и на солнце есть пятна. Никто не может быть уверен в завтрашнем дне. Не ровён час, докопаются, что находился в Тамбове в дни антоновского мятежа, начнут задавать скользкие вопросы… А почему это вас, товарищ Агапкин, бандиты, арестовав, не расстреляли?

Да и по партийной линии есть нелады: еще в 1933 г. комиссия по партчистке перевела из членов в кандидаты. «За политическую малограмотность», – написали в решении, как будто военному дирижеру, чтобы размахивать палочкой, обязательно надо знать назубок краткий курс ВКП(б)…

Он уже было приготовился к аресту. «Тревожный» чемоданчик – самое необходимое: смена белья, сухари – всегда стоял в передней, но нет, обошлось. Не тронули.

В личном деле Агапкина сохранилось совсекретное заключение спецпроверки, которую проводил отдел кадров ВШ. Единственный компромат, который сумели откопать дотошные кадровики, – дворянские корни молодой жены. Но, по счастью, отца ее – полковника царской армии – убили на фронте еще в 1914-м, и ценой своей жизни он спас Агапкина от неминуемой расправы (проживи полковник еще 3 года, из защитника отечества разом превратился бы в сатрапа). А посему: «Полагал бы спецпроверку считать законченной», – начертал красным карандашом кадровик.

Жизнь постепенно входила в прежнее русло. В знак высочайшего доверия Агапкина начали даже приглашать на торжественные приемы в Кремль, дабы услаждать слух лучших людей страны. И то верно: это еще первый хозяин Кремля сказал, что «каждый хороший коммунист должен быть чекистом». Даже здешняя обслуга – смотрители, сестры-хозяйки – носят малиновые петлицы. А разве есть в стране оркестр провереннее и надежнее лубянского?

Как-то раз на приеме к Агапкину подошел «первый маршал» Ворошилов.

– Не могли бы мне саккомпанировать?