Полет первого в мире многоместного корабля «Восход-1» проходил 12-14 октября 1964 г. Экипаж — Владимир Комаров (военный летчик, командир), Константин Феоктистов (бортинженер), Борис Егоров (врач). Во время полета состоялся Пленум ЦК, который и освободил Хрущева от всех занимаемых должностей, отправив в политическое небытие. 19 октября новый хозяин Кремля Леонид Ильич Брежнев решил продолжить добрые традиции своего предшественника и устроить на Красной площади праздник в честь новых героев космоса. Во время полета экипажа в Москву кто-то в шутку предложил Комарову доложить новоиспеченному главе страны так: «Готовы выполнить любое новое задание любого нового правительства».
Формирование экипажа этого «Восхода» шло достаточно трудно. Дело в том, что уже тогда установилось негласное соперничество между ВВС и создателями космической техники за право отправлять в полет своих представителей. Командование военно-воздушных сил, сознавая, насколько усиливает его авторитет и влияние участие в освоении космоса, хотело, чтобы все космонавты были военными летчиками. Конструкторы понимали — пилотирование космического корабля настолько отличается от пилотирования самолета, что обладание пилотными навыками дает летчику (если вообще дает) минимальный карт-бланш перед инженерами с космических предприятий, в то время как последние, в силу более глубокой технической и научной подготовки, смогут значительно больше рассказать о поведении корабля в полете, чем летчики. Так и произошло в случае с «Восходом-1». По словам Голованова, бортинженер с королевской «фирмы» Феоктистов (первый «гражданский» на орбите) поведал Королеву «о корабле в космосе больше, чем все другие летавшие до него космонавты вместе взятые».
Но еще до миссии «Восхода» командование Центра подготовки космонавтов настаивало на том, чтобы вместо гражданского врача Бориса Егорова летел военный врач и летчик Василий Лазарев. Генералы еще могли смириться с нахождением на борту одного гражданского — Феоктистова, но двух — было выше их сил[51]
. Склонил чашу весов в пользу Егорова его меньший рост — он лучше вписался в корабль, чем Лазарев. Дело в том, что в спускаемом аппарате «Восхода» было очень тесно. От скафандров отказались не только потому, что главный конструктор систем жизнеобеспечения Гай Ильич Северин был уверен в надежности своей продукции, и не оттого, что, по утверждению американского журнала «Лайф», русские хотели сделать «просто показной жест». Космонавтов лишили «космических доспехов» по той причине, что троих «покорителей Вселенной» в их традиционном обмундировании разместить в корабле было чрезвычайно трудно. Поэтому требования к росту, а точнее — к относительным размерам туловища и ног космонавтов были весьма жесткие. Так вот, фигура Егорова оказалась оптимальной — он отлично вписывался в «шарик»[52].Попутно замечу, что похожая ситуация наблюдалась в начале 1960-х годов и в США, где ВВС также хотели монополизировать всю космическую деятельность в стране, фактически взяв на себя функции НАСА. Далее вы узнаете о том, как был достигнут компромисс между этими ведомствами.
Как свидетельствуют современники Сергея Павловича Королева, для него существовала только одна форма взаимоотношений в космосе между Советским Союзом и США — «космическая гонка». В некотором смысле он, движимый профессиональными амбициями, без которых не может состояться настоящий конструктор, был озабочен «побитием» американцев в космосе даже больше, чем Хрущев. Не зря же радовался Королев в Германии тому, что советским войскам не удалось взять в плен фон Брауна и заставить работать на СССР[53]
. И правда — зачем ему немец? Дал кое-какую пищу для размышлений своими «Фау-2», и довольно. Далее — своим путем, постоянно доказывая всем, в том числе и фон Брауну, очередными космическими победами над Америкой, что свой путь — эффективнее, надежнее, выгоднее, а попросту говоря — лучше. Как подчеркивал Голованов, Королева «…просто ужас охватывал, когда он представлял, что „американы" (словечко, изобретенное Сергеем Павловичем) его обгонят. Он и думать об этом не хотел!»[54] По воспоминаниям кандидата медицинских наук А. Д. Серяпина, участвовавшего в подготовке полетов собак в космос, приблизительно в середине 1950-х годов «Сергей Павлович высказал предложение послать на ракете в суборбитальный полет уже не собаку, а человека. Четверо медиков — и я в том числе — подали рапорт о готовности совершить такой полет. Мы уже готовились приступить к тренировкам, но этому плану не суждено было осуществиться: создание новой межконтинентальной ракеты и последовавший вскоре запуск первого искусственного спутника поставили перед исследователями совсем иную неотложную задачу…»[55]