ТАЙНЫ ЛУННОЙ ГОНКИ

Раздел 205. Администрация (НАСА. — Ю. К.), руководствуясь внешнеполитическими директивами президента, может участвовать в программе международного сотрудничества в области деятельности, определяемой данным Актом, а также в мирном использовании результатов этой деятельности, в соответствии с соглашениями, заключенными президентом по совету сената и по согласованию с ним.

Однако, несмотря на то, что международное сотрудничество было составной частью идеологии НАСА с момента рождения этой организации, растущий бюджет агентства зависел от продолжающегося соревнования в космосе между США и СССР (и в этом плане, как видно, НАСА ничем не отличалось от советской космической отрасли). Была, впрочем, и еще одна причина, по которой американское аэрокосмическое агентство не было в восторге от перспективы сотрудничества с Советским Союзом. Многие сотрудники НАСА того времени вышли из вооруженных сил. Два десятилетия холодной войны, контроль, установленный СССР над Восточной Европой, а также советское термоядерное оружие выработали у них, как и большинства американцев, чувство скорого начала войны «горячей»[88].

Не случайно поэтому работники аэрокосмического агентства США, искренне верившие в то, что речь идет о выживании западной цивилизации, описывали первые годы «космической гонки» как самые настоящие фронтовые сражения[89]. Как отметил один из ведущих американских специалистов в области теории государственного управления Говард МакКерди, «сотрудники НАСА были призваны на одну из крупнейших битв холодной войны, вести которую должны были на пределе своих профессиональных возможностей»[90].

Ясно, что подобная философия, исповедовавшаяся работниками аэрокосмического агентства, не позволяла им даже гипотетически рассмотреть возможность сколько-нибудь существенного сотрудничества в космосе с Советским Союзом. Это особенно четко проявилось в 1960 г., когда руководитель НАСА Кейт Гленнан призвал Эйзенхауэра, планировавшего свой визит в СССР в этом же году, воздержаться от обсуждения с советскими официальными лицами каких-либо форм взаимодействия в космосе, помимо полезного обмена безобидными метеорологическими данными[91].

Советский и американский спутники: некоторые тайны рождения

Военно-стратегическое противостояние между СССР и США, а главное разные политические и экономические системы двух стран, стали причиной одной весьма существенной разницы между программами первого ИСЗ, осуществлявшимися в Советском Союзе и Соединенных Штатах. Причем разница эта оказала впоследствии довольно заметное воздействие на сотрудничество в космосе между двумя государствами.

Как Эйзенхауэр, так и Хрущев, были озабочены тем, чтобы спутники не помешали осуществлению в их странах программ межконтинентальных баллистических ракет (МБР)[92]. С учетом технических особенностей рождения обоих первенцев, основания для подобного беспокойства были: ведь и тот и другой проекты как бы «вырастали» из МБР. Правда в разной степени. Если американский «Юпитер», запустивший в космос «Эксплорер-1», представлял собой значительно модифицированную баллистическую ракету «Редстоун» (наибольшие изменения коснулись трех верхних ступеней)[93], то создатели советского ИСЗ пошли по еще более простому пути: практически они всего лишь заменили спутником боеголовку «семерки».

Однако, имея с инженерно-технической точки зрения одинаковых «родителей» — программы МБР, проекты спутников по разным сторонам железного занавеса[94] получили весьма разных «воспитателей».

Хрущев не желал ни малейшего отвлечения интеллектуальных, производственных или экономических ресурсов страны от создания стратегического ударного потенциала страны. Королев получил от него «добро» на создание ИСЗ только после того, как смог убедить премьера: все, что потребуется для запуска спутника — это сменить «начинку» под головным обтекателем ракеты с ядерного заряда на блестящий шар с длинными усами-антеннами[95]. Таким образом, советская спутниковая программа не только с технической, но и с политической точки зрения стала обязательной частью программы развертывания МБР.

К данной особенности появления на свет советских ИСЗ (даже предназначенных для решения исключительно мирных задач) прибавился тот факт, что «все стартовые площадки страны и полигоны для испытания космической техники с первых дней советской космической программы были поставлены под непосредственный контроль военных»[96]. А в сочетании эти два явления вполне логично привели к тому, что вся космическая деятельность в СССР стала окутываться плотным покрывалом секретности. Какие же после этого могли быть серьезные разговоры о сотрудничестве с американцами в области запуска ИСЗ, если для этого пришлось бы делиться высшими военными секретами с потенциальным противником?