ТАЙНЫ ЛУННОЙ ГОНКИ

Кеннеди, в то время еще не принявший окончательного решения, как ответить на вызов, брошенный ему русскими в космосе, решил побалансировать между теми, кто отвечал за формирование федерального бюджета (а потому по долгу службы всячески стремящимися сократить государственные расходы), и теми, кто отстаивал необходимость «космического рывка». В итоге президент одобрил инициативу Уэбба лишь наполовину — на «Сатурн» деньги выделили, но с «Аполлоном» решили подождать[174]. К тому же и сам Кеннеди, как покажут последующие события, все еще сомневался — к чему тратить миллионы долларов на разработку техники, которая может быть создана совместными финансовыми, интеллектуальными и промышленными усилиями США и СССР?

В дальнейшем нам еще не раз придется встретиться с Уэббом, а пока вернемся в апрель 1961 г., когда члены администрации президента вырабатывали совместные космические рекомендации главе Белого дома. Сразу замечу — сам Кеннеди тоже не терял времени. Он продолжал планомерную «осаду» Кремля, пытаясь понять отношение руководства СССР к идее космического сотрудничества с Америкой. Так, 13 февраля 1961 г. президент отправил Хрущеву телеграмму, в которой поздравил его с запуском советской автоматической станции к Венере. В ответе от 15 февраля Никита Сергеевич упомянул о предложениях по взаимодействию в космосе, сделанных Кеннеди в инаугурационной речи и в «Послании конгрессу о положении страны». Правда, при этом Хрущев вновь подчеркнул, что создание «благоприятных условий» для космического сотрудничества потребует «урегулирования проблемы разоружения»[175].

Нельзя сказать, что ответ Хрущева не обескуражил Кеннеди. Однако глава Белого дома продолжил попытки убедить Первого секретаря ЦК КПСС в важности и полезности объединения в космосе усилий СССР и США. 22 марта Кеннеди встретился с главой НАСА Уэббом. По словам последнего, «…президент в разговоре со мной подчеркнул свое пожелание к нам выработать как можно больше идей для предстоящей конференции с русскими по международному сотрудничеству. Он выразил надежду, что мы отнесемся к его просьбе с очень большим вниманием»[176].

В поздравительном послании, отправленном Хрущеву по случаю полета Гагарина, Кеннеди, в частности, отметил: «Я искренне желаю, чтобы в своем продолжающемся познании космического пространства наши страны смогли работать вместе на благо всего человечества»[177]. Настойчивость Кеннеди нетрудно понять: ведь именно сотрудничество в космосе он собирался сделать одним из важнейших пунктов повестки дня будущей встречи на высшем уровне с Хрущевым, устроить своей мысли о «сферах совместных интересов» Америки и Советского Союза своеобразный экзамен.

Правда, применительно к космосу идея эта пока не могла сдать даже «зачет». Успех полета Гагарина отнюдь не сделал советское руководство более расположенным к перспективе разделить славу космических первопроходцев с Соединенными Штатами, да и вообще — тянуть за собой «отсталых» американцев. Не случайно ведь президент АН СССР Келдыш, выступая примерно через месяц после посадки «Востока-1» на общем собрании Академии, подчеркнул: американские космические достижения в космосе столь незначительны, что даже не могут сравниться с советскими[178]. Ощущение великой победы, по крайней мере, на одном из важнейших научно-технических направлений глобального противостояния Советского Союза и Соединенных Штатов, всячески поддерживалось средствами массовой информации СССР. Вот как вспоминал об этом один из ведущих американских политологов Арнольд Горелик, современник описываемых событий: