ТАЙНЫ ЛУННОЙ ГОНКИ

В своем письме к Хрущеву от 7 марта 1962 г. Кеннеди выразил надежду, что представители СССР и США «смогут встретиться в ближайшее время, чтобы обсудить наши и ваши идеи с точки зрения их практической реализации». В ответном послании от 20 числа того же месяца Никита Сергеевич также отметил, что представители СССР «получат инструкции встретиться с представителями Соединенных Штатов с целью обсуждения конкретных вопросов сотрудничества в исследовании и мирном использовании космического пространства в интересах наших стран». Намерения глав СССР и США воплотились в жизнь довольно быстро — 27 марта, или через неделю после того, как Кеннеди получил мартовское письмо Хрущева.

Переговоры Благонравова и Драйдена

Итак, Соединенные Штаты и Советский Союз впервые от красивых слов о благе сотрудничества в космосе перешли к конкретным действиям, призванным это благо реализовать. Со стороны СССР в переговорах, посвященных практическим вопросам взаимодействия двух стран за пределами атмосферы, участвовал академик-секретарь Отделения технических наук АН СССР А. А. Благонравов, а со стороны США — заместитель администратора НАСА Хью Драйден. За время, когда у власти одновременно находились Кеннеди и Хрущев, между Благонравовым и Драйденом состоялось пять встреч. Первая — с 27 по 30 марта 1962 г. в Нью-Йорке, вторая — с 29 мая по 7 июня в Женеве, третья — в марте 1963 г. в Риме, четвертая — в мае того же года в Женеве и пятая — в сентябре 1963 г. в Нью-Йорке[236]. Информация о переговорах с советской стороны помечалась если не грифом «секретно», то «для служебного пользования». По воспоминаниям Сыромятникова, в то время аспиранта Института машиноведения, который возглавлял Благонравов, «меня, заочного аспиранта его института, он к этим проблемам (связанным с сотрудничеством в космосе с американцами. — Ю. К.) не привлекал, видимо, по соображениям секретности. Мне в то время об этих переговорах вообще ничего не было известно»[237].

Несмотря на отказ Благонравова обсуждать вопросы, связанные с взаимным использованием НИПов, а после — и перспективы партнерства двух стран в области космической биологии и медицины[238], ему и Драйдену удалось, по окончании встречи в Женеве в июне 1962 г., подписать 8 числа того же месяца двустороннее соглашение о сотрудничестве. Документ состоял из трех частей, в каждой охватывалась сфера для потенциального взаимодействия. Первая состояла в обмене данными с метеорологических спутников, включая их координированные запуски. Вторая — в совместном составлении карты магнитного поля земли. Третья — в совместных экспериментах в области космической связи с использованием американского спутника — пассивного отражателя радиосигналов «Эхо II» (ECHO II)[239], или же активных спутников связи, которые могут быть запущены в будущем СССР и США[240].

Позже Драйден упомянул, что он и Благонравов положительно рассмотрели возможность обмена опытом между советскими учеными, разрабатывающими космический аппарат для полета к Марсу, и американскими — для полета к Венере. Это планировалось сделать во время встречи в рамках программы КОСПАР (COSPAR)[241] в июне 1963 г. в Варшаве[242].

Стороны договорились о двухмесячном «тайм-ауте» для обсуждения на правительственном уровне подписанного документа и внесения необходимых изменений. По истечении срока в августе 1962 г. выяснилось — соглашение устраивает и Советский Союз, и Соединенные Штаты, что было отмечено в соответствующих нотах, которыми обменялись посольство США в Москве и МИД СССР. Окончательно закрепить официальный статус достигнутой договоренности и поднять ее на уровень отношений между правительственными организациями двух стран, курирующих космическую деятельность, должен был обмен соответствующим письмами между президентом АН СССР Келдышем и администратором НАСА Уэббом[243].

Процедура состоялась, но с задержкой, которая лишний раз продемонстрировала, насколько советско-американское сотрудничество в космосе зависит от общего состояния отношений между Советским Союзом и США. Осенью 1962 г. случилось то, что впоследствии получило название Кубинского (Карибского) ракетного кризиса. Он был вызван размещением на Кубе 42 советских баллистических ракет средней дальности (БРСД) типа Р-12 (SS-4) и Р-14 (SS-5) с ядерными боеголовками. Составление плана действий и его реализация пришлись на весну-осень 1962 г. 24 мая Президиум ЦК КПСС принял решение о переброске контингента советских войск на территорию Кубы (операция «Анадырь»), а 10 июня тот же орган утвердил решение о доставке на Кубу ракет[244].