ТАЙНЫ ЛУННОЙ ГОНКИ

Впрочем, к лету 1963 г. как НАСА, так и другим правительственным органам США стало ясно, что переговоры Драйдена с Благонравовым идут в никуда и продолжат следовать в этом направлении до тех пор, пока не произойдут кардинальные изменения в структуре взаимодействия между советскими и американскими специалистами. Это и имел в виду Драйден, когда сказал на слушаниях в сенате: «Первая возможность проверить, получим ли мы какую-либо конкретную отдачу от этого соглашения, будет во время встречи в Варшаве в рамках КОСПАРа, где соберутся вместе ученые, работающие по проектам исследования Марса и Венеры»[266].

Однако, по свидетельству Фруткина, советские специалисты в ходе данной встречи были скованы «оковами секретности». Именно вследствие этих «оков» все их контакты с американскими коллегами носили весьма ограниченный и чисто формальный характер. Представители СССР не могли предоставить никакого доступа ни к информации по советским приборам, предназначенным для космических исследований, ни к «сырым» данным, полученным в результате исследований. Они не были готовы даже намекнуть на используемые носители или же на наземное приборное оборудование. Не дали они общих сведений об их инфраструктуре слежения за космическими объектами и приема данных[267]. Причины подобной молчаливости своих «братьев по космонавтике» объяснил Сыромятников:

«В 60-е годы, благодаря инициативе Хрущева, специалистов передовых промышленных отраслей, включая РКТ (ракетно-космическая техника. — Ю. К.), стали иногда посылать за границу. Высшее руководство осознавало, что для сохранения передовых позиций необходимо наладить непосредственный контакт с зарубежными коллегами, в том числе на международных конференциях, организация которых приобретала все больший размах. Работники «почтовых ящиков» (так на жаргоне назывались предприятия, единственным адресом которых был номер их почтового ящика. — Ю. К.) вроде нашего п/я 651 были засекречены. Даже сам факт участия в создании «закрытой» техники считался большим секретом. При оформлении на работу мы давали подписку о неразглашении государственной и военной тайны и даже о том, что не будем никогда, ни при каких обстоятельствах общаться с иностранцами. Внутри предприятия существовало еще несколько барьеров, которые ограничивали доступ к секретной информации. Секретным считалось все новое, еще не летавшее, представлявшее интерес, а значит — соблазн для шпионов. Чтобы преодолеть это противоречие — сохранить тайну и избежать полной изоляции от бурно развивавшейся техники в США и в других странах, чтобы не отстать от научно-технического прогресса, была создана целая система защиты и фильтрации. Эту систему непосредственно курировал ЦК КПСС. Поездка каждого специалиста на конференцию требовала специального разрешения ЦК с подачи оборонного отдела, который курировал ВПК. Перед первым выездом все специалисты, партийные и беспартийные, посещали ЦК и давали дополнительную подписку, как у нас говорили, «расписывались кровью», почти как подпольщики и партизаны времен войны, что ни при каких обстоятельствах не выдадут „тайны"»[268].