На следующий день ящик тихонько переношу в просторную вольеру, устроенную на окне. Это не заточение: от комнаты вольера отгорожена весьма условно (просто марлей), а на улицу проделана лазейка — отколот уголочек стекла. Поработав на цветах, стоящих в вольере, самка находит эту «дверь» в большой мир. Осторожно выползает, поворачивается к «двери» головой, отлетает недалеко и, пристально глядя на леток, начинает описывать в воздухе все увеличивающиеся дуги. Это ориентировочный полет: шмель запоминает вид летка и его окрестностей. Но вот ориентировка закончена — в крохотном мозгу насекомого отпечаталось несколько нужных картин. Последняя, широкая дуга, и самка уносится вдаль.
Возвращается она домой, нагрузившись обножкой и свежим натуральным нектаром. Теперь такие вылеты будут происходить по нескольку раз в день.
Так проходит недели две. И вот из вольеры вместо басовитого гудения мамаши слышится другой, тоненький, голосок. Это вылетел первый крохотный рабочий шмеленок, размером с муху. Он внимательно ориентируется у летка, облетает вольеру, находит наружную «дверь»...
Отныне у меня наступает неспокойная пора — сплошные переживания. Первые шмелята — глупыши. Сделает не совсем внимательно первую ориентировку у окна (скорее, видите ли, в поле хочется!) и тычется потом в окно к соседке. А у той, на грех, форточка открыта.
Шмелишек-рабочих первого поколения в гнезде очень немного (5–8), каждые «руки» в этот период — на вес золота, а она, видите ли, прихлопнула. Зато как облегченно вздыхаешь, когда после двухчасовых поисков крохотное насекомое находит леток и оказывается в вольере. Это ведь только первый вылет труден, в дальнейшем шмели будут пулей проноситься через отверстие и туда, и обратно, не тратя на его поиски ни секунды.
Проходят недели. Шмелиная семья растет. Рабочие последующих генераций отрождаются все более крупными, иные ростом почти с самку. У окна вьется гудящий рой шмелей. Гудит и гнездо на все голоса. Я делал попытку записать различные, издаваемые шмелями голоса на пленку: и писк-пароль, подаваемый рабочим шмелем при возврате в гнездо, и ритмичные сигналы самки, насиживающей яйца, и рабочую песнь шмеля, сбивающего обножку. Но на радио, куда посылал пленку, ее признали негодной: окно лаборатории выходило на шумную, многолюдную улицу.
Кстати, переезжая зимой на другую квартиру, я опасался одного обстоятельства. Предки моих питомцев многие сотни тысяч лет селились на ровной местности, многие — в глубоких подземных гнездах. Понравится ли шмелям третий этаж? Но опасения были напрасными. Они сразу повели себя так, будто все шмели всегда только и гнездились в комнатах многоэтажных зданий. Их вовсе не интересовало, что там такое этажом ниже или что там в самом низу, на земле. Лихой вылет из вольеры, размашистая петля над кварталом, и — в поле! А через несколько десятков минут с грузом пыльцы и нектара — домой...
Ближе к осени из улья выходят молодые крупные самки и самцы-трутни — небольшие шмели с более длинными усиками и очень приятным душистым запахом. Все они покидают родное гнездо и разлетаются по окрестностям. А на зиму остаются лишь оплодотворенные самки, все же остальные шмели погибают. Самочки эти прячутся до весны в самые укромные места; впрочем, замечено, что далеко от родного гнезда они не разлетаются. Мои бывшие соседи по квартире рассказывали, что в окна им по весне настойчиво стучался большой яркий шмель.
Каждую весну я совершаю экскурсию на природу еще с одной целью. Вооружившись заступом, ломом, мешочком с накопленной за зиму подстилкой из мышиных гнезд, я отправляюсь в те места, где в прошлые годы видел особенно много ищущих самок. Выкапываю аккуратную ямку, кладу туда комок утепляющего материала, протыкаю ломиком в земле ход-сообщение длиной 0,5–1 метр, прикрываю землянку веточками и дерном.
Добро пожаловать, шмели! Особое внимание уделяю отделке входов: черная дырочка должна быть хорошо заметна издали. Такие землянки закладываю сериями, штук по 5–10 в каждой, на расстоянии 2–3 шага друг от друга.