Тайны митрополита

А вот с пушками – хуже. Ну, во-первых – коллектив. Колокольных дел мастера, как оказалось – редкость еще та. А почему все? Да потому, что пока диковина то была. Не тверские если бы, так и в Киев отправлять за ними пришлось бы! Во-вторых, конструкция. Попотеть пришлось пришельцу будь здоров, пока все детали объяснил да растолковал, что и к чему. Потом уже и мастеровым бороды чесать время настало; уж больно непривычна задача-то вышла! И так и сяк прикидывали. И так и сяк свитки берестяные крутили. И так и сяк заготовки глиняные ладили, на согласования притаскивая. Наконец, глиняные макеты орудий были утверждены, и мастера, воздав молитвы, да с благословения Киприанова принялись формы изготавливать отливочные.

– Князь, – на глаза явившись как-то к Дмитрию Ивановичу, начал пришелец. – Меди с оловом надобно! Без них как пушки лить?

– А крица тебе не лепа, что ли? – оскалился в ответ Донской.

– А что крица та? – пожал плечами трудовик. – С нее – чугун хорош пойдет, так там – наука целая. Пока освоишь! И домна мощная нужна; чугун плавить – огонь ох как горяч должен быть!

– А чем не домна-то, а? – князь кивком указал на свежую конструкцию.

– Домна, – согласился преподаватель. – Только ее и не запускали еще. Бог ведает, как оно пойдет!

– Так сделай так, Бог чтобы помог!

– А как я сделаю? Бронзу и в обычном горне можно…

– Ты, Никола, не зазнавайся! – погрозил кулаком князь. – А лучше на носу заруби: бронзе цена, что золоту. Для нее с Камня Югорского медь с оловом привези, а потом переплавь! А потому, хоть и сейчас прикажу, – примирительно добавил он, – придет она ох как не скоро! А приказывать, пока чудо твое глазами своими не увижу, не буду! Не обессудь, – совсем уже спокойно продолжал он, – как и ты, я тоже не все разом могу, хоть и вижу, что дела великие делаешь ты.

Тут понял трудовик, что и ответить-то нечем; прав князь на все сто процентов. А раз так, то, помолившись, на эксперимент дерзкий решился. Ведь не остановится пенсионер на пушках, но дальше пойдет. Вон уже механизмы кое-какие прорисовывались, в делах нужные. А тут уже чугуном не отделаться было. Сталь нужна. А раз так, то и решил Булыцкий рискнуть: один ствол – из железа, другой – чугунный. Жару, конечно, если хватит в домне-то, да знаний скудных в металлургии! А там – как Бог даст.

Печь росла медленно; долго из земли поднимали, да наконец-то осилили. Еще какое-то время дали на то, чтобы постояла, да на морозе вода лишняя выветрилась, а там и решили: пора. К тому времени и углежоги[100] постарались, угля наготовив, и кузнецы крицы собрали с окрестностей, и Булыцкий с Никодимом заготовок под отливку чушек кричных наготовили. Так, чтобы на переплавку их следом же и запустить; ведь не терпелось преподавателю за предыдущую неудачу с тюфяком реабилитироваться в княжьих глазах. И пусть, – а он почти уверен был, – первый блин комом пойдет, а все равно хоть князю да мастеровым новую технологию показать, да хоть что-то, но отлить из металла. Дальше умельцам и карты в руки. Рукастые да смекалистые доведут до ума.

Недели за две до испытаний начал Николай Сергеевич осторожно растапливать огонь в домне. Прогреть чтобы, просушить да проверить; а все ли в порядке. Может, просчитался где? Может, не так чего. Но, слава Богу, вроде ладно все было. Так что уже за день до испытаний загасили огонь, с самого обеда, давая конструкции остыть, да подтаскивать начали заготовленные впрок уголь с крицей. Вот только Николай Сергеевич, до хрипоты наоравшись в предыдущие дни, таки свалился с горячкой. И до того колотить его начало, что ни ходить, ни сидеть, а лишь пластом лежать мог, под оханья и аханья домочадцев. Уже вон и Киприан, во все золотое выряженный, явился; все, по обыкновению своему, путями окольными выведывая да выспрашивая: как, мол, здоровие, исповедаться, мол, не желаете. Мож, груз какой с души снять, а то – не дай Бог чего. В конце, благословив, обещал молебен за здравие раба Божьего Николая учинить. И, лишь только ушел владыка, Никодим зло прошипел:

– У, лис! К отпеванию готовится. Ох, видать, Никола, не люб ты ему!

– Я, что ли, баба, люб чтобы быть? – проскрипел в ответ пришелец. А про себя, честно сказать, уже и сам начал прощения просить, да камни из сумы своей выкидывать пытаться. Ведь надо же случиться такому было, чтобы именно сейчас слова Милована в памяти всплыли-то?!

А ведь и впрямь худо было. Так, что уже и не надеялся к завтрему встать на ноги, да поучать начал: как лавку вынести, да как поставить, чтобы видно все было; ну никак нельзя было, чтобы без него все протекло. Вот тут и Сергий Радонежский, как беду почувствовав, пожаловал. А с ним – долгожданные пацаны, и Ждан, и Тверд, бледный мертвецки, с рукой, почти по плечо самое отсеченной. Радонежский, прибыв в Москву, да после дел своих всех да встреч – разом к пенсионеру.

– Мир в дом ваш, – с порога приветствовал он хозяев.

– Дня бодрого, отче, – завидев гостя, разом поклонились ему те. – Благослови на дела добрые.