– Нет, спасибо, все в порядке, – отвечаю я, но стоит усесться на синий пластмассовый стул, как перед глазами у меня, словно фильм в перемотке, проносятся картинки. Голова раскалывается, но я пытаюсь не показывать Шоу свое состояние. Нужно выглядеть спокойной, иначе мне конец.
– Хорошо, – говорит Шоу, сложив руки вместе. – Мы говорили о вашем последнем рабочем дне в редакции. Правильно ли я понимаю, что через два дня вы уехали в Алеппо?
Внутри у меня все сжимается, но я пытаюсь не подавать виду. Это интервью, а я журналист. Я справлюсь. Надо просто оставаться начеку, и тогда я смогу ответить на все каверзные вопросы и перехитрить ее.
– Да, все верно.
– Это ведь было крайне опасное задание, – продолжает Шоу. – Как я понимаю, вы нелегально пересекли сирийскую границу со стороны Турции.
Она не отстанет. И хотя я меньше всего на свете хочу говорить о Сирии, чувствую, что придется. Но я скажу ей ровно столько, сколько хочу, ни словом больше.
– С чего вы взяли, что нелегально?
Открыв рот, чтобы заговорить, она смотрит в записи. Несколько мгновений листает страницы, после чего поднимает взгляд на меня.
– Гарри Вайн рассказал полицейским, когда с ним связались, – говорит она, держа в руке лист бумаги. Распечатка моего последнего репортажа. Видимо, Гарри поделился.
– Вижу, Гарри вам очень помог, – с невеселым смешком говорю я. Смотрю ей в глаза так долго, насколько возможно. Она не должна знать, что я разваливаюсь на куски.
– Насколько мне известно, округ, в который вы приехали, находился в блокаде, – говорит она, выдерживая мой взгляд. – И был под минометным огнем.
Я киваю.
– И почти каждую ночь вы отсиживались в подвале, принадлежавшем хозяину магазина и его семье.
– Да.
– У хозяина магазина был сын, – продолжает она. – Маленький мальчик.
Я хочу, чтобы она замолчала. Хочу на нее накричать, но нужно сохранять спокойствие. Я должна.
– Вы сильно привязались к этому мальчику, не так ли, Кейт?
Я вижу его маленькое личико, смотрящее на меня из дверного проема; в руках у него клочок бумаги.
– Я находилась там по работе, доктор Шоу.
– Но с детьми все иначе, – продолжает она. – Они более ранимые, чем взрослые. Их нужно защищать.
Я прочищаю горло, и его голос умолкает.
– Да, нужно.
– Вы ведь в работе часто делаете акцент на детях?
– Да, – отвечаю я.
– Почему?
– Потому что они жертвы, невинные свидетели происходящего, – отвечаю я. – Когда видишь ребенка, пережившего войну, понимаешь, насколько все это бессмысленно. Дети не видят границ и барьеров. Им чужды племенные устои и политика; они просто хотят играть, ходить в школу, быть в безопасности.
Мгновение Шоу молчит, а затем склоняет голову набок, смотрит на меня и улыбается.
– У вас есть дети?
– Нет. И вы это знаете.
– Просто забавно, что вы любите детей, но матерью не становитесь.
– Дело не в том, чтобы быть матерью, доктор Шоу, – отвечаю я. – А в том, чтобы быть человеком.
– А вы хотели бы стать матерью?
– Нет.
И хотя мой голос остается спокойным, мне хочется кричать от боли. Хватит. Пожалуйста, хватит.
– Вы ведь не замужем?
Я мотаю головой.
– У вас есть кто-то?
– Боже, какое это имеет отношение к моему аресту? – вырывается у меня. Затем, взяв себя в руки, понижаю голос:
– Почему вы не воспринимаете меня всерьез? Я понимаю, что у меня определенные… проблемы, но вам нужно обыскать тот дом.
– Пожалуйста, просто отвечайте на вопрос, Кейт. Вы сейчас в отношениях?
– Нет, – говорю я, спрятав руки под себя, чтобы они не тряслись. – Нет, я не в отношениях.
В начале четвертого я подъезжаю к дому Салли. На улице ни души. Она живет в одном из тех новых микрорайонов, где каждый дом похож на соседний. Улица заканчивается тупиком, и дом Салли расположен прямо посередине, с обеих сторон окруженный зданиями. Я стучу в дверь и жду, чувствуя, что на меня будто уставились тысячи глаз.
Никто не отвечает, но я знаю, что она там. Где ей еще быть – Пол говорит, она не выходит из дома. Я стучу повторно, на этот раз громче, но ответа все нет. В конце концов, наклонившись, я кричу ее имя в отверстие для почты:
– Салли, это Кейт. Можно войти?
В коридоре тишина; никаких признаков жизни. Захлопнув отверстие для почты, я выпрямляюсь и замечаю женщину, идущую к соседнему дому.
– Она не ответит, – приблизившись, говорит она. – Можете сколько угодно долбить в дверь и орать, она не выйдет.
Я смотрю на нее. Тучная женщина с коротко подстриженными опрятными седыми волосами. Ее блузка с ярким орнаментом напоминает мне мамину, но в этой женщине нет ни капли маминого добродушия. Скрестив руки на груди, она смотрит на меня оценивающе.
– Я ее сестра, – говорю я ей. – Она знает, что я приду. Я могу подождать.