Читаем Тайны на крови. Триумф и трагедии Дома Романовых полностью

Посему, призывая благословение Божие, прошу всех граждан Державы Российской подчиниться Временному правительству, по почину Государственной Думы возникшему и обреченному всею полнотою власти, впредь до того, как созванное в возможно кратчайший срок, на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования, Учредительное собрание своим решением об образе правления выразит волю народа.

3/III – 1917 г. Михаил.

Петроград» [427] .

Подписав акт об отказе «восприятия верховной власти» до решения Учредительного собрания, Михаил Романов посчитал, что выполнил свой долг, как он его понимал. Таким образом, вопрос о власти формально оставался открытым до решения Учредительного собрания, а Михаил Романов сохранял права на Российский престол. «Соломоновым решением» на некоторое время был достигнут баланс равновесия политических сил в стране, но борьба за власть продолжалась.

Позднее присяжный поверенный Н.Н. Иванов свидетельствовал в своих рукописных воспоминаниях:

«Я видел великого князя после отречения.

– Ну, пожмете ли вы мне руку? Я поступил правильно. Я счастлив, что я частное лицо. У них все устроится понемногу. И я думаю, что не будет так много крови и ужасов, как вы пророчили. Я и отказался, чтобы не было никаких поводов дальше проливать кровь. Я понимаю ваши опасенья. В такие дни так легко потерять перспективу.

Я мог только сказать, что он поступил согласно своему характеру» [428] .

Стоит еще раз напомнить, что тем временем, т. е. после отречения императора Николая II от Российского престола, на фронте начали присягать новому императору Михаилу II. На Кавказском и Румынском фронтах это было сделано почти повсеместно. Понадобились дополнительные телеграфные переговоры М.В. Родзянко и кн. Г.Е. Львова с генералом М.В. Алексеевым о создавшейся ситуации и необходимости до опубликования манифестов в печати запретить принятие новой присяги. Манифест Николая II специально не стали сразу публиковать после отречения, т. к. если бы это было сделано, то по законам Российской империи великий князь Михаил Александрович автоматически считался взошедшим на престол. Акты об отречении Николая II и Михаила Романова были официально обнародованы одновременно, только 5 марта 1917 года, в «Вестнике Временного правительства».

В армейских частях, военном флоте и по Российской империи последние события были восприняты неоднозначно. Здесь уместно привести выдержку из воспоминаний контр-адмирала С.С. Фабрицкого (1874–1941), который командовал одним из соединений на Румынском фронте: «Не было буквально никаких признаков надвигавшейся революции, о которой никто и не думал, когда неожиданно ураганом влетел ко мне в кабинет бледный начальник штаба и подал зловещие телеграммы от командующего флотом с известием об отречении Государя и передаче престола великому князю Михаилу Александровичу. Телеграмма была составлена в туманных выражениях, из нее можно было ясно понять лишь факт отречения и вступления на престол нового императора. Поэтому немедленно войска участка были приведены к присяге на верность Государю императору Михаилу Александровичу. Всюду царил полный порядок, но чувствовалась какая-то общая подавленность, как будто перед грозой.

Получился по телеграфу текст отречения и последний Высочайший приказ по армии, где Государь приказывал подчиниться новой власти. А какой – не было понятно. Пришло, наконец, отречение великого князя Михаила Александровича и спуталось все. Абсолютно невозможно было понять, кому перешла вся полнота верховной власти, и стало ясно, что наступила гибель…» [429] .

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное