Тайны народа

Между закатом солнца и восходом луны прошло довольно много времени. Это пугало супругов, наполняя их сердца предчувствием какого-то большого несчастья.

— Видишь, Альбиник, — проговорила тихо молодая женщина, — видишь— ни одного огонька? Ни одного огонька в этих жилищах, в этих деревнях, в этом городе. Спустилась ночь, и все эти жилища мрачнее ее.

— Обитатели этой страны оказались достойными своих братьев, — с уважением ответил Альбиник. — Они тоже откликнулись на призыв наших друидов и вождя ста долин.

— Да, меня охватывает ужас, я чувствую, что мы сейчас увидим то, чего никто дотоле не видел. Чего никто, быть может, никогда не увидит.

— Мерое, видишь ты там, далеко, за тем лесом… Какой-то слабый отблеск.

— Да, вижу… Сейчас взойдет луна. Приближается минута… Я поражена ужасом… Бедные женщины… бедные дети!..

— Бедные земледельцы!.. Они столько лет счастливо жили на этой земле своих отцов! На этой земле, сделавшейся плодородной благодаря труду стольких поколений! Бедные ремесленники! Они зарабатывали свой достаток тяжелыми ремеслами! О, несчастные, несчастные… Несчастье равно их героизму! Мерое, Мерое! — воскликнул Альбиник. — Луна восходит! Это священное светило Галлии дает знак, что пора приступить к жертвоприношению.

— О Гезу! Гезу! — произнесла молодая женщина с мокрым от слез лицом. — Гнев твой никогда не утихнет, если его не укротит последняя теперешняя жертва…

Луна поднялась. Она изливала потоки столь ослепительного света, что оба супруга видели отчетливо, точно при дневном свете, всю страну, лежавшую у их ног до самых далеких краев горизонта.

Внезапно над одной из деревень, рассеянных по равнине, поднялось легкое облако дыма, сначала беловатое, затем черное, вскоре окрасившееся багровым отблеском начинающегося пожара.

— О Гезу! Гезу! — воскликнула Мерое, спрятав лицо на груди супруга, стоявшего подле нее на коленях. — Альбиник, ты сказал правду! Священное светило Галлии подало знак к жертвоприношению, оно свершается…

— О свобода! — воскликнул Альбиник— Священная свобода!

Он не мог закончить. Рыдания прервали его голос, он сжимал плачущую жену в своих объятиях.

Когда Мерое, подняв голову, решилась взглянуть вдаль, облака черного дыма, окрашенные багровым отблеском пожара, окутывали уже не одно жилище, не одну деревню — огонь охватил все посады, все города во всех окрестных долинах.

Пылало все пространство от севера до юга, от востока до запада! Казалось, что реки текли огненными волнами под нагруженными зерном, бочками и припасами судами, тоже подожженными и медленно тонувшими в водах.

Небо попеременно то омрачалось от бесчисленных облаков дыма, то пылало багровым отблеском огня.

Вскоре вся долина от одного конца до другого представляла лишь сплошное море пламени…

И не только жилища, посады и города одних этих долин были преданы опустошениям пожара, но та же участь постигла и все те земли, которые в течение следующих суток прошли Альбиник и Мерое, направляясь от Ванна к устью Луары, где был расположен стан Цезаря.

Да, все эти земли были подожжены их обитателями, покинувшими пылающие развалины своих жилищ, чтобы присоединиться к галльской армии, собранной в окрестностях Ванна.

Так было исполнено повеление вождя ста долин, передававшееся от селения к селению, от деревни к деревне, от города к городу: «Через три дня, в тот час, когда взойдет луна, это священное светило Галлии, пусть будет вся страна от Ванна до Луары предана огню! Пусть Цезарь и его войско при своем прохождении не найдут ни людей, ни крова, ни пищи, но повсюду, повсюду лишь пепел, голод, пустыню и смерть».

Все было сделано так, как повелели друиды и вождь ста долин.

Те, кто был свидетелем этого героического самопожертвования каждого и всех во имя спасения отечества, видели то, чего никто не видел, то, чего никто, быть может, никогда не увидит. Эта жертва искупила роковые раздоры и соперничество провинций друг с другом, раздоры, которые слишком долго разделяли галлов и способствовали торжеству их врагов.

Миновала ночь, миновал также день, и оба супруга прошли всю сожженную страну от Ванна до устья Луары. К заходу солнца они подошли к месту, где дорога разветвлялась надвое.

— Которую из двух этих дорог выбрать? — спросил Альбиник. — Которая из них ведет к стану Цезаря?

Подумав с минуту, молодая женщина ответила:

— Надо влезть на это дерево, огни римского стана укажут нам путь.

— Верно, — ответил моряк и, приученный к ловкости своей профессией, собрался влезть на дерево, но, внезапно остановившись, сказал: — Я забыл, что у меня нет одной руки… Я не могу влезть.

Прекрасное лицо молодой женщины омрачилось печалью, и она спросила:

— Ты страдаешь, Альбиник? Увы, ты сам так изувечил себя!

— Приманка для зверя всегда должна быть естественна, а если ловля будет удачна, — возразил Альбиник, — я не буду жалеть о том, что пожертвовал своей рукой для приманки….

Молодая женщина вздохнула и, посмотрев на дерево, сказала своему мужу:

— Прислонись к этому дубу, я поставлю ногу на твою руку, потом на плечо, а с твоего плеча я взберусь на ту толстую ветвь…