Тайны Нельской башни

В этот момент Жийона украдкой выскользнула в сад, а оттуда – на дорогу.

Поджидавший в укромном местечке у изгороди человек бросился ей навстречу:

– Ну как, Жийона, получилось?

– Да, Симон Маленгр. Вот он.

Старуха вытащила из кармана небольшой ларчик, который человек открыл с опаской.

В ларчике этом содержалось нечто странное – восковая фигурка, украшенная диадемой и облаченная в королевскую мантию; в сердце ее была воткнута игла.

Оглядевшись по сторонам, Жийона прошептала глухим голосом:

– Скажешь своему господину, благородному графу Карлу де Валуа, что эта фигурка, изготовленная колдуньей Миртиль, несет в себе порчу и способна убить короля. У Миртиль есть и другая такая же; она хранится в ее спальне. Ступай же, Симон Маленгр, и в точности повтори эти слова графу де Валуа!

Симон Маленгр спрятал ларчик под плащом и, прижимаясь к ограде, зашагал прочь, в то время как Жийона, со зловещей улыбкой на тонких губах, вернулась в Ла-Куртий-о-Роз и прошла в комнату, где Миртиль молилась перед образом Богородицы за своего жениха…

II. Королевский кортеж

Эти колокола, эти фанфары, этот шум, разносившиеся могучей волной по Парижу, были звуками огромной народной радости, приветствовавшей нового короля Франции.

Людовик – десятый по счету король с этим именем – представал перед парижанами впервые.

Выезд триумфального кортежа из Лувра сопровождался блеском доспехов, гарцеванием лошадей, покрытых роскошными попонами, громкими аплодисментами собравшейся у дворца толпы.

На углу улицы Сен-Дени было и вовсе не протолкнуться: проезд сопровождавших Людовика высших должностных лиц королевства народ встречал одобрительными возгласами.

Трое молодых людей, находившихся немного в стороне от толпы, хранили молчание; стараясь держаться поближе друг к другу, одного за другим, провожали они внимательными взглядами сановников, коим адресовались народные здравицы.

– Вот он! – глухо молвил один из них, указывая на всадника, державшегося слева от короля. – Видишь, Готье? А ты, Филипп? Эй, Филипп д’Онэ, ты смотришь? Вот человек, который убил твою мать, – Ангерран де Мариньи!

– Да, – еще более тихо отвечал Филипп д’Онэ. – Да, это он!.. Но не сойти мне с этого места, если я сейчас не совершаю кощунство… Ох, Буридан, прости, но отнюдь не на Мариньи обращен мой безрассудный взор!..

– Да ты побледнел, Филипп! Ты весь дрожишь!

– Да, дрожу, Буридан, и сердце вот-вот вырвется из груди, так как здесь… она… Она!

Возгласы толпы сделались еще более страстными, почти идолопоклонническими: в карете или, скорее, открытой повозке, в которую была впряжена четверка белых лошадей, покрытых белоснежными попонами, появились улыбающиеся, раскрасневшиеся от удовольствия, в пышных платьях из шелка и бархата королева и две ее сестры – Жанна, супруга графа де Пуатье, и Бланка, жена графа де Ла Марша.

Народ ликовал, и по праву: все три сестры были восхитительно красивы. О! То была красота опьяняющая, неистовая – казалось, три богини сошли с вершины Ида[2], столько гордости и фатальности было в сладострастии их улыбок… особенно притягательной была ее улыбка!

Она! С точеной фигурой, густыми белокурыми волосами – такие, вероятно, были у выходившей из волн Афродиты, – с прикрытыми длинными ресницами глазами, в которых нет-нет да мелькнет задорный огонек, грудью, вздымавшейся так высоко и часто, словно в эту незабываемую минуту она желала передать свою любовь всем парижанам, высыпавшим на улицы.

Она, чье имя иначе как со страстным обожанием нигде и не произносилось!

Она!.. Королева!

Маргарита Бургундская!..

* * *

Именно на королеву Маргариту смотрел обезумевшими от страсти глазами Филипп д’Онэ, тогда как взгляды его брата Готье и Буридана были прикованы к первому министру Ангеррану де Мариньи.

И там, на углу улицы Сен-Дени, кортеж на мгновение приостановился.

Королева в этот момент наклонилась, возжелав помахать ручкой подданным. Взор ее остановился на молодом человеке, стоявшем рядом с Филиппом д’Онэ – на женихе Миртиль, Буридане.

Маргарита едва заметно вздрогнула. Она побледнела, побледнел и Филипп. Грудь ее затрепетала. То был вздох любви… вздох всепоглощающей страсти… одной из тех страстей, что уничтожают, опустошают и убивают!

Кортеж вновь двинулся в путь.

– Маргарита!.. – вздохнул Филипп д’Онэ, сложив руки в жесте обожания.

Вздох слетел и с губ королевы, прошептавшей одно только имя:

– Буридан!..

– Идемте же, нас ждет Монфокон! – схватив братьев д’Онэ за руки, воскликнул жених Миртиль.

Действительно, королевский эскорт направлялся именно к Монфокону.

По улицам, заполоненным двухсоттысячной толпой парижан, кортеж медленно продвигался к конечному пункту своего следования; во главе его, на великолепном скакуне с голубым чепраком, украшенным золотистыми геральдическими лилиями, ехал прево, кричавший во все горло:

– Дорогу королю! Дорогу королеве! Дорогу всемогущему графу де Валуа! Дорогу монсеньору де Мариньи! Лучники, разогнать толпу!