Тайны Нью-Йорка

– Вы каторжник, мистер Лонгсворд. Я предлагаю вам освобождение. И говорю вам: для уничтожения франклинских источников есть только один способ… Это… вы слышите?.. Это пожар. Такой громадный риск может принять на себя осужденный на смерть… Готовы ли вы принять его на себя? Взамен вашего согласия я предлагаю вам освобождение той, которую вы любите, и спасение вашего ребенка!..

Эдвард уже не сдерживался.

– Негодяй! – крикнул он. – Значит, мне, честному человеку, вы имеете наглость предлагать преступление и подлость?

Он попытался успокоиться…

– Ну довольно, – сказал он. – Все это слишком грустно, чтобы быть шуткой. Вам приятно подвергать меня пытке. Я не вправе жаловаться. Действительно, вы имеете на это право…

Несчастному трудно было говорить.

– Не правда ли, это несерьезное предложение? Прошу вас, скажите, что это игра, испытание…

– Похож я на шутника? – холодно спросил Бартон.

– Значит, – сказал Эдвард, изо всех сил стараясь говорить спокойно, – вы предлагаете мне поджечь франклинские источники?

– Да.

– Может быть… О, скорее всего вы не подумали о всех трудностях этого предприятия…

– Нет, подумал. Все меры уже приняты. Вы будете руководить работниками, преданными нам… Пожар произойдет вследствие несчастного случая… Никто не узнает, что вы сделали…

– Я не говорю о себе… вы уже сказали, что я осужден… но разве вы не говорили, что там полным-полно заводов, фабрик, складов…

– Действительно…

– Ну так как же? Я, возможно, чего-то не могу осознать в полной мере, возможно, я не совсем способен понять, проследить путь ваших рассуждений…

– Я не так загадочен, как вы предполагаете, – сказал Бартон, улыбаясь. – Ну говорите, говорите…

– Поджечь нефтяные источники… значит вызвать взрыв на большом пространстве. В таком случае земля обваливается, дома рушатся, а жители и рабочие погибают в этой катастрофе… Кто знает? Целый город может провалиться в бездну, открытую нами! Возможно, вы забыли о столь ужасных последствиях?..

– Нисколько не забыл.

Лонгсворд с ужасом смотрел на Бартона.

– Вы хорошо понимаете, – сказал банкир, – что я соболезную не менее других подобным несчастьям… Не менее других. Да… Что поделаешь – катастрофа!.. Но если вы отказываетесь…

Тут голос Бартона понизился до едва слышного шепота. Казалось, будто он сам боялся произносимых им слов.

– Я в таком случае не смогу принять появление на свет незаконнорожденного. Убить жену – значит вызвать скандал, а я этого не хочу… И я буду вынужден сделать так, чтобы мать осталась живой, а ребенок умер!..

Эдвард опустил голову.

Он вспомнил все мечты, которыми он и она тешили себя, все надежды…

Наступило горькое пробуждение.

– Если вы отказываетесь, – продолжал Бартон, – я употреблю для уничтожения ребенка все средства, какие найду нужным выбрать, скрыв, разумеется, рождение этого плода позора… Переживет ли это мать или нет, мне все равно…

Лонгсворд чувствовал, что сходит с ума. В самом деле, он никогда не предполагал, что человеческая низость может принять такие фантастические размеры.

Он ощущал отчаянное положение утопающего, которого водоворот затягивает на дно. Падая в бездну гнусности, он старался поднять голову, чтоб вдохнуть свежего воздуха…

Скрестив руки на груди, Бартон ждал его ответа.

И Лонгсворд заговорил.

Рыдая, на коленях, умолял он этого человека отказаться от ужасных замыслов. Он хватал его руки, молил, соглашался стать его лакеем, рабом… Но он не мог совершить это преступление! Да у него и не хватило бы для этого храбрости! Он уверял, что Бартон ошибся, посчитав, что он смелее, чем был на самом деле… Если бы даже он и решился, его рука дрогнула бы в ту страшную минуту…

Бартон вынул часы.

– Я здесь уже целый час, – сказал он. – Мне пора проститься с вами. Я даю вам срок до завтрашнего утра, чтоб получить от вас окончательный ответ…

Эдвард встал.

Он понял только то, что ему дают на размышление несколько часов…

Он поклонился и вышел.

В это самое время Меси, как покровитель искусств, покупал картину Нетти Дэвис за две тысячи долларов!..

Глава 10 Жениться и иметь жену – не одно и то же

Возвратимся немного назад, в квартиру старика Тиллингеста, когда после странной сцены, описанной нами, Бам соединил свою руку с рукой Эффи.

Упавший на дно нищеты и безнравственности, Бам в этой более чем странной ситуации чувствовал удивление, доходившее до ужаса.

Что говорил ему в самое ухо умирающий банкир, когда они остались одни?