Тайны Нью-Йорка

– В таком случае, – сказал Лонгсворд, – ни жизнь, ни совесть больше не принадлежат мне. Все в мире имеет свою цену. Цена твоей жизни и жизни ребенка неизмеримо выше, чем…

Антония зажала ему рот ладонью.

– Нет, нет, нет!.. Подумай, разве ребенок наш мог бы жить… если бы его жизнь была куплена такой варварской ценой? Да я боялась бы, что каждый мой поцелуй отравлен… Может ли он войти в жизнь с такой тяжелой ношей?.. Подумай, там… ведь тоже много матерей, много детей!..

Она упала к ногам Лонгсворда и, схватив его за руки, шептала:

– Как я хотела бы с гордостью называть твое имя нашему ребенку, как бы я хотела… Но произносить имя бесчеловечного убийцы… Нет, Эдвард, нет…

– Спасибо, моя родная, – проговорил Лонгсворд, – спасибо тебе за то, что ты есть, за то, что ты такая… Ты спасла меня. Теперь я найду способ спасти всех нас. Ты вдохнула в меня силу, которой мне так не хватало! Я буду достойным тебя!

Они слились в последнем поцелуе, в последнем объятии…

Лонгсворд выбежал из комнаты.

– Я осуждена, – шептала Антония, – но я спасла всех нас…

Глава 7 Старые друзья

В редакции газеты «Девятихвостая кошка» сидят два благообразных джентльмена.

Очень трудно, почти невозможно было бы узнать в них Трипа и Мопа из «Старого флага»!

Моп – ныне Франциск Диксон, из Коннектикута, – выглядит как преуспевающий торговец, румяный, полный, лоснящийся.

А полковник Гаррисон уже никак не напоминает зеленовато-серого Трипа. Он прекрасно одет, у него здоровый матовый цвет лица.

– Ну-ка прочти еще раз, – говорит Трип.

– Зачем? И так все ясно, – хмурится Моп.

– Прочти… Я хочу понять.

Моп, вздыхая, читает письмо:

– «Дорогие друзья! Обстоятельства изменились. «Кошки» больше нет. Впрочем, не беспокойтесь, я вас не забываю. Сегодня вечером, в девять часов, я приду. Нам нужно переговорить о многом. Прилагаю при сем чек на сто долларов. Г. Б.».

Оба тяжело вздохнули.

– Не знаю как ты, Моп, а я не могу жить без «Кошки».

– Я тоже, – вздохнул Моп.

– Мы найдем кое-что получше, – произнес с порога Бам.

Он окончательно превратился в Гуго Барнета, элегантного джентльмена, делового, сухого, сосредоточенного. Трип и Моп застыли в почтительных позах.

– О чем это, черт возьми, вы говорили, когда я вошел? – весело произнес Бам. – Я слышал ропот недовольства.

– Что поделать? – сказал Моп. – Мы вошли во вкус нашей профессии…

– Ну и что? – сказал Бам. – Берите пример с меня! Вы уже видели, сколько разных профессий я испробовал. Ну а теперь осваиваю еще две…

– О! Какие же?

– Первая – это женитьба…

– Женитьба! – вздохнул Моп. – Женитьба! Какой ужас…

– Но, друг мой, дорогой мой Бам, – воскликнул Трип, – позволь старому товарищу, который любит как отец… я повторяю… как отец, – позволь мне сказать тебе, что это просто глупость… Ты погибнешь… ты похоронишь себя! Нам остается лишь оплакивать тебя… Ах, если есть еще время, то мои бескорыстные советы…

– Теперь поздно, – перебил, смеясь, Бам, – я уже три дня как женат.

Восклицание «о!», заключавшее в себе все оттенки отчаяния, вырвалось из груди компаньонов.

– Погодите предаваться отчаянию! Я еще не сказал ничего о второй профессии!

– Он прав, – сказал Моп, – если у него есть вторая профессия, она искупает недостатки первой…

– Я уверен в этом, – сказал Бам, – я банкир!

Второй взрыв изумления издателей «Кошки».

– Банкир… как мы – журналисты?

– Ну и что? Разве вы не были журналистами с газетой?

– Так ты банкир с банком?

– Да, именно, с банком, дорогой мой Трип!

– Банк! Банк! – возразил недоверчиво Моп. – Это как кто понимает это слово! Много людей считают себя банкирами, имея большую квартиру на первом этаже, несколько лакированных столов, железную решетку и пустую кассу!

– Я предоставлю вам самим судить о подлинности моего банкирского дома.

– Ну, говори! – произнесли оба друга, облокотившись на стол, чтоб лучше слышать.

– Так вот, недоверчивые друзья мои, полагаю, что я могу называться и женатым, и банкиром, если жена моя – дочь Арнольда Меси, первого банкира Нью-Йорка!

Третий взрыв изумления нет никакой возможности передать словами. Это нужно было видеть!

– Так, – продолжал Бам, – а теперь поговорим о деле…

– Бам, – торжественно произнес Трип, – у нас есть тела и, вероятно, души. Все это принадлежит тебе!

– Прежде всего я хочу знать, дорогие товарищи, не утратили ли вы добрых традиций старого времени?..

– Это значит…

– Это значит, что теперь мне нужны не журналисты, а прежде Трип и Моп, такие, какими они были в доброе время «Старого флага»… готовые на все, презирающие виселицу…

– О-о!

В этом «о!» уже не звучал восторг.

– Я объясню, – продолжал Бам-Барнет, как будто не замечая их беспокойства. – У нас много текущих операций, и мне нужны крепкие головы и здоровые руки. Я не хочу думать, что напрасно рассчитывал на вас, и, признаюсь, с величайшим сожалением пришел бы к выводу о необходимости искать других союзников…

Эта фраза произвела свое обычное действие. Трип и Моп не допускали возможности быть отставленными.

– Конечно, это очень сложно, – сказал Трип, громко вздыхая. – Но что делать? Мы исполним все, что ты прикажешь…