Тайны Нью-Йорка

— Вы разве не знаете?.. — спрашивает он, силясь удержать равновесие… — Стало быть, вы не там живете?

— Там, — говорит Дан, — но я заблудился…

— Вот что! Это потому, что много выпили! Ну, пойдем, я добрый малый… я тебя проведу!

Дан ставит на ноги своего проводника.

Все трое направляются к переулку.

Откуда происходит это зловещее название «Переулок Убийцы?» Никто точно не знает. Что там совершилось преступление, вот в этом можно не сомневаться.

Но какая из этих улиц не имеет права на такую же известность? Тут нет ни одного уголка, который не был бы обагрен кровью. Пять Углов не могли обойтись без переулка Убийцы. Длина его — шестьдесят метров. В ширину — не будет и двух.

Он прям как клинок стилета.

Он темен как могила. Над крышами не видно даже кусочка неба.

Одно из двух строений, вдоль которых тянется переулок, предназначено было раньше для производства сахара, другое было пивоварней. Это было уже очень давно, вились спекулянты и решили, что для такого города нищих нужно нечто вроде караван-сарая, дворца нищеты, его называют теперь «Золотая пещера», потому что в недрах этого мрачного притона, нищие находят высшее сокровище — сон и, как знать, — иногда и светлые грезы.

Дан Йорк и Эдвард следовали за пьянчугой. Тот шел почти прямо, хватаясь руками за обе стены.

Он остановился около правого строения. Что-то черное выделялось на фоне стены. Это была дверь из плохо сколоченных досок.

Проводник постучал. Три удара.

На уровне лиц пришедших открылась форточка и показалась голова; рядом с ней — рука с фонарем.

— Окаянная собака! — раздался скрежещущий голос. — Это опять ты? У тебя нет ни цента! Ступай спать в воду!

Пьяный пробормотал несколько умоляющих слов.

Дан Йорк подошел и стал рядом с ним.

— Откройте! — сказал он отрывистым голосом.

Дан — вечный странник. Его знали и в «Золотой пещере» точно так же, как во «Флоренции» или «Рице».

— Впустите этого беднягу! — сказал поэт.

И он вложил в руку хозяина притона деньги. Тот немедленно исполнил его приказание.

Пьяный побрел в глубь помещения.

— Этот джентльмен со мной! — сказал Йорк.

Эдвард вошел за ним.

Хозяин больше не интересовался ими и ушел на свои сторожевой пост: он лежал поперек двери, прислушиваясь и наблюдая. Спал он днем.

Четыре коптящие лампы, прикрепленные к стенам освещали «Золотую пещеру».

Это был большой четырехугольный зал с очень низким потолком. В целях экономии места над домом было надстроено бесчисленное множество этажей. Нездоровая сырость носилась в воздухе, стены были покрыты пятнами.

Пола не было: твердая земля и на ней сотня человеческих существ, спавших в разных положениях, как попало; сперва каждый старается устроить себе удобное место, но потом, уже во сне, все понемногу сдвигаются и составляют сплошную массу лохмотьев.

Лохмотья замерли, скованные мертвым сном их хозяев. При бледном свете ламп глаз видит темно-серую массу, на фоне которой четко выделяются лохмотья ярких цветов. Это угол негров. Тут, как и везде, расы отделялись одна от другой, по крайней мере настолько, насколько позволяла теснота помещения.

Изредка среди тяжелого храпа раздавался стон, жалобный, сдерживаемый. Это больные.

Они подавляют свои стоны из боязни быть изгнанными.

Чтоб провести ночь в этой вонючей трущобе, рассаднике эпидемии и всякой грязи, нужно заплатить два цента.

Ужаснее всего то, что здесь были и женщины, державшие на руках детей, поникших от усталости.

Содрогаясь от ужаса и отвращения, Дан Йорк и Лонгсворд смотрели на эту печальную картину.

Вдруг послышался стук в дверь. Форточка снова открылась.

После обмена положенными фразами открылась и дверь.

Человек атлетического сложения, впрочем, скорее напоминающий гориллу, с низким лбом и глазами, как будто пробуравленными на плоском лице, вошел первым.

За ним вошли двое юношей, таких бледных, что казалось непонятным, как они держались на ногах. Через плечо у каждого висела на перевязи скрипка.

— Где ты подобрал их, мистер Клемп? — спросил хозяин, оглядывая вошедших, которые тряслись от ужаса и холода…

— Там, на улице… Они умирают с голоду!.. Дай им по куску хлеба… Я плачу.

— Разве ты стал покровителем детей?

Тот, которого назвали Кломпом, криво усмехнулся и подмигнул своему собеседнику.

Хозяин понял, что за этим благодеянием должно было скрываться какое-нибудь хитрое намерение.

И он повиновался, ответив понимающей улыбкой на подмигивание мистера Кломпа.

— Теперь, мои барашки, — сказал Кломп, — поешьте и ложитесь спать! Это лучше, чем щелкать зубами на темной улице, не правда ли?

Юноши ели молча. Они только взглянули друг на друга и крупные слезы покатились у них из глаз.

— Как это ужасно, — прошептал Лонгсворд.