Тайны острова Пасхи

Один только Корлевен услышал мои слова. Он повернул ко мне свое красивое откровенное лицо с честными глазами, лицо, на котором с первого дня, как я его увидел, я различил, как мне казалось, дружбу; и он мягко прошептал:

- А, так это женщина?.. Я так и думал; но вы так еще молоды!..

- Прекрасно! - сказал гном. - Именно такими я и считал ваши чувства. Но я не хочу взять вас врасплох, изменнически. Вы, господин Гартог, выразили опасение, чтобы предположенная мною экспедиция не представила для вас, - а я прибавлю: и для меня - смертельной опасности?.. Это опасение основательно. Быть может, уехав впятером, мы вернемся в меньшем числе; быть может, далее и никто из нас пяти не вернется. Бить может, мы идем навстречу громадным опасностям; быть может, опасностей не будет никаких. Это - единственное, чего я не знаю; но я хочу, чтобы, каковы бы ни были опасности, люди, сопровождающие меня, были тверды; и я не допущу в тот момент ни малейшей слабости.

В серо-зеленых глазах этого человека есть металлическая искра, придавшая его последней фразе такой вес, который не позволял сомневаться, что в нужную минуту он сумеет потребовать; резкий его голос звучал непоколебимым решением. Гартог, на которого он смотрел в упор, склонил голову, но все же спросил:

- Клянетесь ли вы нам, что сокровище существует?

- Клянусь.

- Клянетесь ли вы нам, что оно представляет собою то, что вы говорите, и даст нам власть, о которой вы говорите?

- Клянусь.

Гартог покачал головою.

- Последний вопрос: зачем от раздела сокровища устраняются наши возможные наследники?

- Затем, чтобы избегнуть права других требовать от нас отчета; затем, что сокровище это практически беспредельно и что источник его должен оставаться строгой тайной. Я - знаю, и я хочу. А вы - хотите?..

Гартог посмотрел в упор в глаза старого Кодра, и тот ответил острым взглядом, не мигая.

- Хочу, - сказал Гартог угрюмым тоном.

- Хочу, - ворчливо сказал Флогерг, озаренный мыслью о безжалостной мести.

- Хочу, - бросил Корлевен, точно скептический и твердый вызов судьбе, в которой он знал только противника...

- Хочу, - прошептал я напряженно, точно молитву.

Гном обвел нас блистающим отсветом своих очков.

- Ладно! - сказал он. - Я на это надеялся.

И, не колеблясь более, он поставил на каждом листе свою подпись, которая решила наши судьбы.

В Гартоге снова заговорил деловой человек.

- Надо подписать и дополнительный пункт, - сказал он.

Кодр усмехнулся и исполнил это, а затем дал каждому из нас по экземпляру договора.

- Его надо зарегистрировать, - прибавил Гартог. - Для этого нотариусу Бикокэ достаточно будет одного моего экземпляра.

Гартог поклонился в знак согласия.

- Теперь уже половина первого ночи, - сказал Кодр с ехидной улыбкой. - Быть может, вы хотите отложить продолжение разговора до завтра?

- Отложить разговор в то мгновение, когда мы наконец узнаем?.. Очень нам нужно спать!

- Раз это так, господа, - сказал Кодр, - то слушайте меня.

Глава III. Тайна доктора Кодра

- Мне хотелось бы, - начал удивительный старик, - иметь возможность изложить вам с одного, так сказать, маха, единственный пункт моего открытия, который касается вас, исключив все те пункты, которые представляют интерес только для меня. Но различные нити этого открытия переплетены так тесно, что я вынужден рассказывать о фактах именно в таком порядке, в каком они последовательно проходили в моих изысканиях - иначе вы не поймете.

Я прошу вас, господа, выслушать все это с самым глубоким вниманием. Заранее извиняюсь, что многие пункты моего изложения могут показаться сухими для вашего непривычного слуха. Но все это, хоть и в разной степени, все же связано с интересующим нас выводом.

Сказав это, Кодр встал, обошел комнату, открыл двери, окинул взглядом коридоры, закрыл двери, затем снова уселся и вполголоса продолжал:

- Вы имеете, вероятно, некоторое понятие о великом споре, который вызвали в прошлом столетии теории Чарльза Дарвина. Этот выходец из школы духовенства противопоставил простой формуле творения мира, изложенной в Книге Бытия, неизмеримо более сложную формулу, имевшую, однако, то преимущество, что она не вводила никакой тайны и опиралась на огромное количество доказательств научного порядка, чрезвычайно убедительных. Теория эта, как известно, вызвала в обществе большое смятение.

В ней было двойное неудобство: во-первых, ока уничтожала необходимость Божьего вмешательства в творение мира а, во-вторых, - налагала на человека тяжелую обязанность - отказаться от убеждений, которые не требовали других усилий, кроме неразумного атавистического доверия к словам Священного Писания, для того чтобы принять теорию, опиравшуюся только на разум и наблюдения, но требовавшую для своего понимания настойчивых усилий и углубленной работы.