Кодр осматривал его со всех сторон. Он взял его руку и стал рассматривать ее, точно хотел прочесть будущее по линиям ладони; потом он снял с головы черного фуражку и ощупал его череп с видом опытного френолога; потом слегка приподнял его веки: все это черный выносил, не теряя прекрасного расположения духа. После этого Кодр спросил:
- Полинезиец?
- Да, - ответил черный.
- Какого острова?
- Мангарева, из Туамоту.
- Ну, конечно, - презрительно сказал Кодр, - ввезенная сюда раса.
Он снова надел на голову черного фуражку и сказал ему очень учтиво:
- Не представляете ни малейшего интереса.
Потом он круто повернулся на каблуках и вернулся к своему багажу.
Черный остался стоять с разинутым ртом. К нему подошел Корлевен.
- Как твое имя?
- Торомети!
- Ты хорошо говоришь по-французски.
- О, да, очень хорошо! - с убеждением сказал черный.
- Это ты боксировал нас сегодня ночью?
- Это я.
- Но ты был не один; где твои люди?
Черный взглянул на часы в виде толстой луковицы, которые вынул из кармана панталон.
- Еще не время, - просто сказал он и направился к ящикам, которые стал обходить кругом.
- Господин начальник гавани не болтлив, - сказал Флогерг.
Капитан «Зябкого», закончив выгрузку и получив инструкции от доктора Кодра, собирался вернуться на борт вместе со своей командой. Хотя он отплывал обратно только вечером, так как ему надо было еще успеть запастись пресной водой и свежими овощами, однако, он предпочитал держать свою черную команду на корабле, опасаясь, чтобы братание с туземцами не привело всех их к слишком обильным возлияниям.
- Эй, адмирал! - сказал капитан островитянину. - Это тебе, что ли, платят за все то, что ты нам перечислял вчера?
Назвавший себя именем Торомети во второй раз взглянул на свою луковицу и повторил:
- Еще не время.
- Ладно, - сказал капитан. - В таком случае тебе заплатят, когда приедут за продовольствием. Нет ли мелочной лавочки для моряков в твоих владениях?
- Есть, - лаконически ответил тот.
Не знаю, право, что нас больше удивило; то ли, что на берегу была лавочка с продуктами, необходимыми для заходящих в гавань судов, или то, что этот черный великолепно знал морские термины, так как капитан слова «молочная лавочка для моряков» произнес по-английски: «ship-chandler».
Шлюпки вернулись на корабль, и мы впятером остались около груды выгруженных ящиков; тогда Торомети, в третий раз посмотрев на часы, вынул из кармана свисток и извлек из него резкие звуки.
Мы тотчас увидели, как по горным тропинкам сбегают к бухточке четыре черных несуразных парня, полуголых, но убранство которых могло бы при некотором нашем желании сойти и за форму, потому что у всех их на головах были старые форменные фуражки, вокруг туловища - кожаный с заржавленными бляхами пояс, на котором висела сабля, ударявшаяся об их голые лодыжки. Что же касается до их лиц, то, если не считать того, что волосы их были более черны, а щеки менее покрыты шрамами, они были похожи на Торомети, как разные тома одного и того же издания.
В руках у них были старые мушкеты, которые, вместе с их саблями, на одно мгновение заставили нас усомниться в намерениях их носителей. Корлевен взял туземца за воротник его куртки, как кружку за ручку, и весьма неосторожно потряс его.
- Скажи-ка, приятель, это что за шутки?
- Это не шутки, - сказал Торомети с достоинством, освобождаясь из рук Корлевена. - Ты больше не говорить мне ты, я чиновник. Вы все - проходить через таможенный осмотр.
Четверо новоприбывших вытащили свои сабли и стали на караул перед черным офицером. Он поставил их по четырем углам груды багажа и снова повернулся к нам с угрюмым лицом и надменным тоном, которые в обоих земных полушариях являются излюбленным свойством людей, облеченных официальными функциями.
- Откройте ящики, - повелительно сказал он.
Мы посмотрели друг на друга с изумлением. Этот таможенный осмотр среди этого дикого места и производимый дикими людьми казался нам неправдоподобной насмешкой. Вопрос доктора прибавил к ней еще одну черточку:
- Но, - сказал доктор, - почему теперь, а не раньше? Нам помогли бы матросы.
- Потому что, - с достоинством ответил чиновник, - господин Синдикат запрещает служащим работать больше восьми часов!..
- Ну, - сказал Гартог, - раз нельзя решительно ничего понять, то надо повиноваться.
И мы стали открывать ящики. Мы открывали их, не выбирая, решившись перенести без возражений все то, чего, казалось, невозможно избежать.
Но случилось так, что первый же из открытых ящиков заключал в себе доисторические кости, которые доктор ценил так высоко. Когда господин Торомети увидал, как из ящиков появляются нежно завернутые в вату черепа и берцовые кости, счастливая изумленная улыбка залила его уродливое лицо, и, отведя нас в сторону, он сказал нам с добродушной снисходительной улыбкой:
- Моя понимает. Моя знает. Но здесь, на острове - запрещено. Губернатор - она не хочет.
Мы обменялись взглядами, ничего не понимая.
- Но в конце концов, - спросил Кодр, - почему же ваш губернатор противится этому?
- Из-за миссионеров, которые вернутся сюда, если узнают.
- Что узнают?