И напрасно вопрошал я ночную тишину, чтобы та показала мне путь, куда ушла она своею поступью феи.
В эту ночь мне снилась каменная кошка, сидевшая на груди Эдидеи и душившая ее своей тяжестью. Я хотел освободить отдалявшуюся девушку... но быстрый удар тяжелой когтистой лапы раскроил мне лоб. Гибкая, хрупкая девушка перевязывала мою рану и склоняла к моим лихорадочным устам свои прохладные губы...
Тогда появлялся гном, насмешливый и страшный, вооруженный гигантской сеткой для бабочек; он накрывал ею Эдидею, потом прикалывая ее булавкой к пробке, как бабочку, восклицая: «Образчик!.. Вот он, единственный образчик! Невежды! Набитые ослы!» Его серо-зеленые глаза, его ужасные глаза, делали мои руки бессильными, сковывали мой язык.
Большие рубины текли из маленькой ранки, из серых глаз беспрерывно катились жемчужины. Маленькая ослабевшая ручка дрожала... дрожала... и сжималась в агонии...
Черт бы побрал Флогерга со всеми его рассказами! Я плохо спал.
- Ну, что, товарищ, позднее утро?
Волна дневного света влилась из-за поднятого полотнища. Корлевен, нагруженный как мул, разгружался.
- Хорошо ли прошла ночь? Не было ли приключений?
Сказать ли ему? Ведь он мой друг, этот человек...
- Приключений не было, капитан, но я поздно заснул.
Он изучал меня внимательным взглядом.
- Значит, вы видели хорошие сны, на лице вашем написано счастье.
Я содрогнулся.
- Ошибаетесь. Мои сны были кошмарами.
Я не лгал; прекрасным сном была действительность.
- Что вы это там привезли, Корлевен?
- Несколько бутылок. Сеньорита была в прекрасном настроения духа. Она посылает вам эти бутылки, чтобы ускорить ваше выздоровление.
Это были вина, которые мы уже пробовали у нее. Они из Австралии и носят марку «Большая Лоза» с разными подзаголовками: сотерн, бордо, кортом и т.д., но подражают этим винам весьма посредственно.
- А эти фрукты, эти овощи?
- О, вот они так другого происхождения: кража и, боюсь, святотатство. Да помогут мне боги! Чтобы немного разнообразить наше обычное меню из консервов, я по дороге ограбил идол.
Он заботливо разложил на складном столике сладкие бататы, сахарный тростник, бананы.
- Помните этого скверного черного дядю, статую, которая как будто охраняет выход из ущелья, ведущего сюда? Я нашел все это в чем-то вроде ниши около ног идола. Это, конечно, жертвоприношение, а я - то орудие, которое заставит черных уверовать, что Бог был милостив к ним. Благодаря мне сегодня в какой-нибудь хижине будут царить радость и вера, и благодаря Богу за обедом у нас будет зелень. Все к лучшему.
- Нет новостей из других отрядов?
- Есть, мне рассказал Торомети: Кодр - у Торомети симпатия к Кодру, с тех пор как он считает его каннибалом - закончил свои переводы, которые, по-видимому, произведут революцию в Академии надписей и искусств. Гартог и Флогерг копают землю в одной из пещер, и уже выкопали немало золотых орудий и украшений. Гартог открыл, как кажется, счет по всем правилам двойной бухгалтерии и вписал в кредит каждого из нас соответственную ценность этих предметов. Таким образом, только мы с вами ничего не приносим предприятию. Надо будет прикрыть здесь лавочку и поискать чего-нибудь в другом месте.
Нет, я не скажу Корлевену, что я тоже нашел здесь что-то... что-то, что уже сейчас мне дороже всего золота, но это «что-то» нельзя разделить, и оно по праву должно было бы принадлежать доктору.
Непослушное сердце, против которого я безволен, - ты опять умчалось в страну химер!
Пришла ночь, товарищ мой уехал, и я снова поднялся на западную площадку. Эдидеи там не было.
Я вернулся в грот, боясь, что Эдидея придет туда в мое отсутствие. Воспоминание о ней уже овладело моими мыслями. Как волновался я, ожидая ее!
- Ты ждал меня?
Я бросился к ней и схватил ее за руки.
- Тебя, маленькая горная цикламена! Можешь ли ты сомневаться?
- Веньямин!
- Зови меня Жаном; Веньямин - это только мое прозвище.
Она повторила: «Жан».
Я склонился над нею. Она вернула мне мой поцелуй.
- Кто же научил тебя тайне поцелуя, Эдидея?
Она удивилась.
- Как кто... святые отцы!
И в ответ на мой тревожный вид, она сказала:
- Опять эта складка на твоем лбу! У них был идол, пригвожденный ко кресту. Они научили меня целовать его.
Я вздохнул свободно.
- Ты поклоняешься их богу?
Она засмеялась, точно я сказал глупость:
- Разве я не сказала тебе, что я из рода Инти? Разве внешние знаки могут изменить кровь и расу? Их бог - только замученное, беспомощное изображение, руки и ноги его пригвождены. Мой бог - Солнце, податель тепла, света, жизни. Достаточно появиться ему, чтобы все стало прекрасным и плодоносным. Им все рождается, растет, производится, радуется. Он все зародил на этой нашей земле, даже самую землю, и если бы он перестал возрождаться каждое утро, то все бы умерло. Разве все вы, которых называют «учеными», не знаете всего этого?
- Но что же ты делала в миссии, маленькая язычница?