– Щас… Накануне, около девяти утра мы с «Флибустьером» проходили мимо этой базы. Мексиканец или кто-то с похожим акцентом был на лодке в районе этой базы, когда военные начали закрывать какой-то квадрат М для учений. Я его не видела, но слышала по рации. Он не реагировал на их просьбу покинуть квадрат, и военные послали вертолет. Я еще подумала, что он или спит, или не понимает по-английски, или вообще не знаком с правилами. Еще там был американец, который по рации дал свои координаты, чтобы его имели в виду и случайно в него не попали. Я его тоже не видела, только слышала на шестнадцатой частоте. Это всё.
Трубка меня поблагодарила мужским голосом, и Джон, закончив беседу по телефону, объяснил:
– Будут смотреть видеозапись и попробуют вычислить мексиканца. По лодке, по лицу… В мексиканской картотеке полиции пока не нашли никого по тем отпечаткам пальцев, что Марки снял. Может, сейчас нам больше повезёт…
Мы помолчали. Я вновь уставилась в окно. Холмы сменились более живописным предгорным рельефом, стали появляться деревья. Мы спускались в каньон, и мелкий гравий стал то и дело выстреливать из-под колёс. Джон медленно сбросил скорость, и мы аккуратно въехали на небольшой мост перед крутым поворотом.
– А Дейв, это кто? – спросил он неожиданно.
– Мой очень хороший друг. Мы же с ним на Санта-Каталине встречаемся, у него яхта. Он Сережку и Марину с собаками привезет. Может, и Алёша приедет. По крайней мере, я очень на это надеюсь…
– Он тоже – демократ?
– Не знаю…Мы с ним о политике не говорили никогда…
– А о чем вы говорите?
– Ну, о разном…О ветрах, о мечтах. О книжках…
Джон помолчал. Я скинула кроссовки и поджимала под себя ноги, устраиваясь поудобнее. Он взял с заднего сидения одеяло и стал меня укрывать:
– Спи давай. Я весь день дрых после этой текилы, а вечером кофе пил с пирожными. Какие же все-таки вкусные в Мексике пирожные! – Джон пощелкал языком.
– Это верно, – согласилась я, вспомнив воздушные эклеры. Ужасно захотелось сладкого, и я пошарила в пластиковом пакете, который нам сунула в дорогу сеньора Люпэ. Отыскав два слоеных язычка с кремом, я отдала один Джону.
– Дин, – сказал он, роняя масляные крошки на свои фирменные брюки. – А почему бы тебе не остаться в Санта-Барбаре? Переводи себе статьи на пляже, загорай. А на выходных на лошадях поедем. Хочешь – на Санта- Каталине, хочешь – по горам. Там такая красота! Тебе понравиться…
Я покосилась на Джона. Мне хотелось отшутиться, сказав что-нибудь по поводу нашего политического конфронтизма, но не стала. В конце концов, мы стали большими друзьями. Я сказала:
– Спасибо, Джон, но не получится. У меня длинная дорога впереди, и я не знаю, куда она ведет, но уже точно не в Санта-Барбару. И потом, море у вас холодное, а в городе жарко, тесно и дорого…
Я хотела отшутиться, но не получилось. Вышло очень витиевато и неконкретно, словно я была бы не прочь закрутить роман с Джоном, но только не в Санта-Барбаре. Но Джон не обиделся и всё правильно понял, но на всякий случай сказал:
– Эх ты, морской скиталец… Если все же надумаешь осесть тут – всегда пожалуйста. Мой дом для тебя открыт. Ми каса – су каса21
. Помни об этом, ладно?– Буду помнить, – твердо пообещала я и закрыла глаза.
Мне стало немного грустно. Путешествуя, мы оставляем позади себя случайные знакомства и крепкую дружбу, навеки вбирая в себя рассказы о жизни наших попутчиков. Кто знает, – останься я в Санта-Барбаре, и моя жизнь может навеки измениться. Я еще вполне могу обзавестись мужем и даже родить ему парочку крикливых мальчишек или девчонок. Но нет, у меня уже есть семья: мои родители, мои дети и будущие внуки. К тому же меня, словно магнитом, так и тянет в дорогу, всё дальше и дальше, в другие океаны и острова. Мне до внуков столько еще надо успеть: совершить океанское путешествие, посадить фруктовые деревья и построить во дворе дома детскую площадку для малышей. А больше всего на свете меня сейчас тянет возвратиться в Ялту – пусть совсем ненадолго, на месяц или два, но всё же домой. Наверное, даже у самого заядлого морского бродяги обязательно есть порт, который он называет свои домом.