Тайны отдела охраны музеев

И они стали трясти безжизненное тело, растирать ледяные руки и ступни, тереть щеки, пока Фенек снова не сползла на пол, не обхватила ноги руками, не уткнулась носом в собственные колени. Ирма, казалось, постарела за эти минуты на несколько лет. Будто рассеялись колдовские чары. Морщины стали глубже, взгляд потух, цвет лица стал землистым. Держась за спинку кровати, она дрожащей рукой дотянулась до стакана, сделала глоток, опустилась на колени, поднесла чашку с чаем к губам Фенека. Та тоже сделала невероятное усилие над собой, обхватила ладонями теплую чашку, вдохнула аромат, и еле улыбнувшись, одними губами прошептала:

— Молоко…

— Нет уж, дорогая, — прохрипела Ирма осипшим, старческим голосом. В этот момент она была похожа на злую колдунью из старой страшной сказки… — Давай, — пей свой чай и не капризничай. За молоком я тебе не побегу — сил нет…

— Молоко!!!! Она хочет молоко! Теплое, с медом, — Фенек смотрела Ирме в глаза, она хотела что-то объяснить, но Ирма уже доставала из сумочки пудреницу и помаду.

— Значит так, — скомандовала начальница помолодевшим голосом, — допивай чай, тряси ее дальше — а я пошла, очарую буфетчицу этой замечательной, гостеприимной психиатрической больницы. Должно же быть у них молоко! Я не знаю, что с этой дамой, и что это за магия такая, — но молоко я достать смогу.

— С медом! — крикнула ей в спину Фенек, растирая и тряся несчастную с новой силой.

Ирма шла по коридору, пытаясь понять, в какой стороне буфет или столовая. Темнота за окнами наводила на мысли о том, что даже если она найдет в этом храме неврозов кухню — там уже никого, конечно же, не будет… Пост, за которым должна по идее круглосуточно дежурить медсестра был пуст, из приоткрытой рядом двери сестринской доносилось чье-то мерное дыхание, очень похожее на деликатный храп. Но это были не единственные звуки:

— Марита, Мариточка…. Девочка моя…. Господи помоги, помоги ребенку моему, Господи…

Ирма обошла пост. На небольшом диванчике сидела женщина, чей умоляющий, полный надежды взгляд сбил ее с толку в самом начале мероприятия, в которое она уже жалела, что ввязалась.

— Вы мама…?

— Маргариты. Маргариты Ивлевой. Скажите — что с Мариточкой?

— Как вы ее назвали? Марита?

— Рита свое имя не очень любит, — просит Ритой ее не называть. Она всегда только полное имя свое признавала, Маргарита. Ну а мне длинно и как-то неласково…. Я ее Маритой и зову — ей нравится… Это только я ее так называю.

— Скажите, а молоко она любит?

— Любит, любит — теплое, с медом!!! Она маленькая специально даже обманывала, что горло болит, — чтоб в школу не идти и молоко с медом теплое получить…Ну а я и велась!!! Скажите, она очнулась?

— Как Вас зовут?

— Меня? Вера. Вера Игнатьевна.

— Вера Игнатьевна… У меня к Вам просьба. Это очень важно. Нужно молоко, теплое, с медом — как Марита любит. Вот только нужно побыстрей… Вы далеко живете?

— Да здесь я живу — как же я ее оставлю-то? А молоко я сейчас — я к Алефтине Николаевне сейчас… Она ж тут на кухне — я сейчас!

— Вера Игнатьевна — принесите в палату, хорошо?

Старцев чувствовал головокружение и легкую тошноту. Еще не придя в себя, он старался не обращать на это внимание. Ирма не догадалась предупредить свою «блестящую команду», на мобильник не отвечала, а пускать без ее официального разрешения незнакомца в святая святых — ее кабинет никто не собирался… На препирания ушло драгоценное время, поэтому он гнал обратно так быстро, как только мог (то есть очень быстро), зажав большим пальцем крошечный глиняный флакончик с загадочными узорами.

Женщина, укутанная пледом, полулежала на кровати и как младенец открывала рот каждый раз, когда Фенек подносила к ним чайную ложку горячего молока. Глаза были слегка полуоткрыты, мутная пелена не давала определить их цвет. Бледные, обесцвеченные губы, кисти рук висели совершенно безвольно и были очень холодными, не смотря на активные растирания. Пока самым большим достижением двух вымотанных ведьм было то, что женщина пила горячее молоко из чайной ложки с полуоткрытыми глазами. Совершенно нереально в ее образе смотрелись дорогие сережки, и кольца — золотые, теплые, сверкающие. Из какой-то другой, судя по всему, обеспеченной, уютной, устроенной жизни. Пока Фенек поила женщину с ложечки, Ирма пыталась задавать ей вопросы, чтобы хоть что-то выяснить, — но безуспешно. Женщина не отвечала, — она была еще слишком слаба, чтобы говорить.

В этот момент в палату влетел Старцев — в коже, шлеме, сжимая драгоценный флакончик в одной руке, другой уже прижимая к себе Ирму, которая почему-то кинулась к нему так, будто они двое влюбленных после долгой разлуки. Фенек застыла с очередной порцией молока, не понимая, что происходит, и вдруг женщина произнесла еле слышно:

— Еще…

Фенек, опомнившись, — поднесла ложку к губам слегка порозовевшей женщины, но внезапно сама, успев в последнюю секунду поставить драгоценную чашку с теплым молоком на стул — соскользнула с кровати на пол…