Тайны Парижа. Том 1

— Нет, от голода умирают самое большее через неделю. Месть была бы шуткою, если бы была так кратковременна. Я готовлю вам нечто худшее.

«О, — подумала Леона, — он будет неумолим!» И зубы ее застучали от страха, хотя губы ее продолжали улыбаться.

«Только бы мне не полюбить его!» — сказала она себе со злобой.

Между тем карета продолжала с грохотом катиться, то поднимаясь, то исчезая среди уступов гор. Вдруг карета поднялась на площадку, находившуюся над рядом глубоких ущелий и обрывистых утесов, поросших темным, густым лесом.

— Посмотрите, дорогая моя, — сказал Гонтран. — Вот тот замок, о котором вы мечтали.

С этими словами он указал рукою на утес, окруженный цепью Абруццких гор и вздымавшийся к небу своей заостренной вершиной, на которой возвышался феодальный замок, видом своим возбуждавший тяжелые воспоминания Средних веков. То была Пульцинелла.

Несколько там и сям мелькавших на фасаде огоньков освещали его, точно маяк. С востока на него падал бледный свет луны. Никогда еще у бандитов не было такого удобного убежища, пригодного разве для гнезд орла или сокола. Утес, круто обрывавшийся с трех сторон, служивший подножием старинному замку, своей северной стороной примыкал к еловому лесу, поднимавшемуся амфитеатром, среди которого пролегала узкая, хотя доступная для проезда экипажа дорога, и вела по крутому подъему к воротам старинного здания.

Леона с неизъяснимым волнением смотрела на мрачное здание, где она должна была жить пленницей, и мысленно спрашивала себя о том, как мог Джузеппе, отказавшийся от разбойничества, везти ее сюда, чтобы провести здесь лето. Ее удивление еще усилилось, когда по мере приближения она заметила, что замок, который — как ей говорили — был заново отделан, носит следы пожара и башни его стоят разрушенные, а крыши не существует. Только один главный корпус замка остался невредимым, хотя пламя коснулось и его. Гонтран, угадав недоумение Леоны, сообщил ей:

— Если бы несчастный граф Джузеппе прожил тремя часами долее и явился сюда, то он ужаснулся бы при виде этой картины разрушения и подумал бы, что грезит. Отделывая замок, он хотел придать ему вид Монморанси. Вы бы умерли там с тоски, моя милая… Но я все предвидел, все сжег, все разрушил, чтобы обратить замок в развалины и тем подействовать на воображение такой женщины, как вы. Это такое внимание, которое, я надеюсь, вы оцените. Здесь нет другого жилого места, кроме ваших комнат.

В эту минуту карета остановилась у ворот Пульцинеллы.

VII

Замок Пульцинелла состоял из четырех корпусов, окруженных обширным двором с четырьмя башнями по углам, выстроенными в стиле феодальных времен. Три из них были разрушены, и лунный свет скользил по их обгорелым стенам, лишенным крыш. Огонь пощадил лишь ту часть дома, которая выходила на море. Двор был завален обломками, и карета не могла въехать в него.

— Будьте любезны опереться на мою руку, сударыня, — сказал Гонтран, открывая дверцу кареты, — и позвольте мне проводить вас в приемный зал.

Сердце Леоны сжалось; ей показалось, что эти развалины будут ее могилой, но все же ее гордость не позволила ей просить о пощаде: она скорее умерла бы, чем оперлась бы на руку Гонтрана.

— Укажите мне дорогу, я последую за вами, — сказала она. Гонтран взял фонарь из рук почтальона и повел Леону через груду обломков. Развалины были безмолвны, и если бы не мелькавшие то тут, то там огоньки, то их можно было бы принять за необитаемое жилище. Пройдя двор, Гонтран остановился перед дверью, ведущей в жилое помещение.

Он постучал; дверь открылась, скрипнув со зловещим шумом, и за нею открылся коридор, чуть освещенный красным светом.

Леона услыхала вдали веселые пьяные голоса.

— Пойдемте, — сказал Гонтран, — я хочу познакомить вас с моими друзьями.

Леона, как и все глубоко порочные натуры, была храбра и отважна, хотя временами на нее нападал страх. В данный момент она дрожала и боялась Гонтрана.

Он провел ее до порога большой залы, откуда доносились хохот и голоса. Странное и величественное зрелище представилось глазам Леоны.

Зала, в которую они вошли, имела суровый и законченный вид; старые красные обои покрывали стены; в углах в железные скобы были вставлены смоляные факелы, озарявшие своим тусклым светом залу.

Здесь, сидя и лежа на полу, находились семь или восемь человек, одетые как крестьяне в Калабрии. На большом столе стояли пустые стаканы и бутылки. Все пели песни в честь вина и смеялись. При виде Гонтрана и Леоны они тотчас смолкли и почтительно встали.

— Капитан! — пробормотали они.

— Молчать! Болтуны, — сердито крикнул Гонтран, — вместо того, чтобы пить, вы лучше бы помнили то, что нам предстоит в эту ночь. Ночь приближается. Убирайтесь вон!

Разбойники повиновались.

Гонтран повернулся к Леоне. Она была страшно бледна.

— Ну-с, дорогая моя, — спросил он, — как вам нравится это зрелище?

— Восхитительно, — с язвительной улыбкой сказала флорентинка.

— Прекрасно! Но вы ничего пока не видали; впрочем, еще будет время… Когда вы немного осмотритесь, я возьму вас с собой в экспедицию. Теперь же позвольте проводить вас в ваше помещение.