— Вы меня не знаете и какие бы вы старания ни прилагали, вы узнаете о моем прошлом, настоящем и будущем только то, что мне вздумается вам сообщить. Вы преследовали меня потому, что это входило в мои расчеты. Стоит мне захотеть, и вам никогда не найти меня. Наконец, верьте этому и постарайтесь это запомнить: если бы я захотела от вас скрыться, мне стоило бы махнуть платком; лодка, где находятся преданные мне люди, которых я только что отослала в море, немедленно возвратится и увезет меня. Если вы будете меня преследовать или броситесь вплавь, то найдете смерть в волнах океана, или же вас поразит выстрел из пистолета, или удар весла.
Она произнесла эти слова без гнева, спокойным и холодным тоном, и Арман выслушал ее с покорностью, красноречиво говорившей о той пылкой любви, которую эта женщина сумела внушить ему.
— Если вы согласны на мои условия, — продолжала она, — то допустим, что мы старые, очень старые друзья!
— Боже мой! — с нежностью прошептал Арман. — Допустите лучше, что я люблю вас, что все ваши желания для меня закон, что вам стоит сказать мне слово, чтобы я повиновался вам.
— Ну, что ж, охотно допускаю, что вы меня любите, но только причина вашей любви для вас самих непонятна, — продолжала она с такой тонкой усмешкой, что ее можно было принять за сочувствие. — Я допускаю, что вы меня любите…
— Ах! — воскликнул он. — Я люблю вас так, как ангелы любят своего Создателя.
— Пусть! Допускаю и это. Теперь я скажу вам, отчего вы меня любите, если вы сами этого не умеете себе объяснить. Вы любите меня прежде всего потому, что впервые' увидели меня в тот вечер, когда я защищала свою жизнь с энергией мужчины; потому что на следующий день я скрылась от вас. Ваше самолюбие и гордость заставили вас искать меня по всей Европе, а ваша любовь усилилась от той таинственности, которая окружает мою жизнь.
— Не знаю, отчего, — пробормотал Арман, — но я люблю вас.
— Итак, — продолжала Дама в черной перчатке, — зачем вы пришли сюда сегодня вечером?
— Ах, можете ли вы спрашивать меня об этом! — горячо воскликнул Арман, схватив ее руку.
— Вы пришли сказать мне, что вы любите меня, но ведь я давным-давно знаю это.
— И вы не сомневаетесь более в моей любви? — с радостью вскричал он.
— Нет, — ответила она, улыбнувшись еще раз, и продолжала: — Но вы пришли еще и потому, что сгораете желанием узнать, кто же такая эта женщина, рыскающая по белому свету, которую вы встречаете всюду, и отчего на одной руке у этой женщины надета черная перчатка, почему она, назначив свидание в Париже, украдкой бежала из того дома, где должна была ожидать вас. Но особенно вам хочется узнать, под чьим влиянием я находилась в тот вечер, когда, заслышав шум отворившейся двери и шаги, раздавшиеся на лестнице, я внезапно высказала сильный страх и умоляла вас бежать.
— Это правда, — согласился Арман, в душе у которого вдруг пробудились ревнивые подозрения.
— Наконец, — добавила она, — есть еще тайна, которую вы поклялись раскрыть. Вам хочется узнать, почему висел мой портрет в алькове студента Фредерика Дюлонга, какого рода мои отношения к Блиде и кто должен был войти ко мне через то окно, откуда явились вы?
Арман молчал. Но молчание служило подтверждением слов Дамы в черной перчатке.
— Вот этого-то вам и не узнать никогда! — заключила она.
— Ах! — с испугом воскликнул Арман.
— Итак, видите, — заметила она насмешливым тоном, — что вы любите вовсе не меня, а тайну, которая меня окружает.
Эти слова были так верны, что Арман, не найдя, что возразить, воскликнул с порывом страсти:
— Ну, пусть будет по-вашему, оставайтесь для меня загадкой, тайной, не говорите мне ни откуда вы явились, ни куда отправитесь, но позвольте мне любить вас…
И он бросился перед нею на колени и, взяв в свои руки ту ручку молодой женщины, на которой не было перчатки, покрыл ее жгучими поцелуями. Она не отнимала руки. Казалось, она наслаждается наивным увлечением и юношеской кипучей любовью, в которой Арман клялся ей на берегу необозримого моря, у подножия скал; и ей чудилось, что море и скалы вторят его клятве, чтобы придать ей странную торжественность. Но она вдруг вырвала свою руку и спросила:
— Хотите опять увидеть меня, хотите видеть меня часто… каждый вечер?
— О, возьмите взамен мою жизнь!
— Нет, я хочу меньшего. Я хочу, чтобы вы поклялись мне никогда не пытаться узнать, кто я, чтобы вы никому не говорили, ни отцу, ни Фульмен, ни одному человеку в мире о наших свиданиях; этой ценой вы можете видеть меня здесь каждую ночь…
— Клянусь вам! — воскликнул Арман, торжественно поднимая руку к небу!
— Помните, — продолжала она, — что в тот день, когда вы нарушите клятву, удар кинжала пронзит ваше сердце, и никогда людское правосудие не узнает, чья рука направила его.
Арман улыбнулся.
— В таком случае я проживу долго, — сказал он с оттенком горделивого торжества.
И он снова взял руку Дамы в черной перчатке и поднес её к губам, не заметив злой улыбки, скользнувшей по губам молодой женщины.
«Безумец!» — означала эта улыбка.
III