Тайны Парижа. Том 2

— Хорошо, — сказал Шаламбель, ставший теперь маркизом де Флар-Монгори, — рассчитывайте на меня… посланник ни в чем мне не отказывает. Постараюсь сделать вас полковником.

— Спасибо.

Де Флар, которого встреча с бароном де Мор-Дье очень мало обрадовала, поспешил подать ему руку, надеясь, что после этого он оставит его одного.

— Вы счастливы, маркиз?

— Очень.

— Вы богаты, это правда?

— Слишком богат.

— Ваше честолюбие удовлетворено?..

— Даже с избытком; но не в этом мое единственное счастье. Я люблю свою жену и любим ею. У меня двое детей, которых я обожаю… И вы видите, — прибавил маркиз с самодовольством человека, которому все улыбается, — мне так везет, что сейчас только я вышел здрав и невредим из разбитой кареты, благодаря чему опоздал в посольство — непростительная ошибка с моей стороны.

— И вам сообщили, что аудиенция отложена?

— Да.

— Маркиз, — серьезно сказал барон, — вас никогда среди вашей счастливой жизни не охватывала никакая страшная мысль?

— Никогда.

— Вы верите в Бога?

— Я отчасти… скептик.

— А верите вы в возмездие как в предопределенное наказание… в случай?

— Случай — пустое слово.

— А… вот как! Однако, — спросил барон, — вы забыли прошлое?

— Почти.

— Как! Вы забыли, какой ценою купили ваше счастье? Ироническая улыбка, появившаяся на губах у барона, заставила вздрогнуть де Флара. — Вы неблагодарны, маркиз.

— Неблагодарен?

— Да.

— Почему?

— Разве вы забыли «Друзей шпаги»?

— Я пытаюсь забыть… и даю слово, что мне это удастся.

— То есть ни тень де Верна, ни маркиза де Монгори, ни барона де Рювиньи, ни даже тень бедного Гонтрана, которого д'Асти убил, чтобы послужить общему делу, не мешают вам спать?

— Но ведь не я же их убил!

— Это верно, но их убили ради вас…

— Ах вот что! — процедил маркиз. — Но я слишком счастлив, чтобы чувствовать угрызения совести.

Барон покачал головой.

— Послушайте, маркиз, знаете ли вы, сколько нас было?

— Семеро.

— Трое уже умерли.

— Трое?

— Сначала Гонтран.

— Хорошо, затем?

—Затем Гектор Лемблен.

— Как… и он умер?..

— Уже год.

— Но… как? И где?..

— В замке Рювиньи; он был убит на дуэли неизвестно кем…

— А… третий?

— Д'Асти.

— Шевалье умер?

— Полгода назад, в Бадене, тоже пораженный неизвестным лицом шпагой в горло.

Маркиз вздрогнул, и несколько капель пота выступило у него на лбу.

— Ах! — вздохнул барон, отворил дверцу кареты, протянул руку маркизу и соскочил на набережную, сказав: — Берегитесь! Дорогой мой, я начинаю верить в то, что сказано в Писании: «Поразивший мечом от меча и погибнет». Вы счастливы, маркиз, но ваш час может пробить…

— Берегитесь, — повторил он с печальной и иронической улыбкой, приведшей в ужас маркиза…

XXII

Маркиз де Флар-Монгори, или, короче, Эммануэль Шаламбель, вернулся к себе сильно встревоженный последним словом барона де Мор-Дье «Берегитесь!», прозвучавшим для него как погребальный звон по усопшему.

— Неужели он сказал правду! — пробормотал он, выходя из кареты во двор своего отеля.

Он вошел в подъезд, поднялся по широкой лестнице с чугунной резной балюстрадой и направился в покои жены. Маркиза сидела у камина и играла золотистыми локонами своих дочерей. Маркиз остановился на пороге, как бы желая отогнать от себя какое-то мрачное видение, вставшее перед ним при виде этой очаровательной картины, олицетворявшей собою счастье: степенная и спокойная мать, восседающая и окруженная смеющимися детьми. Улыбка снова появилась на его губах, и воспоминание о Мор-Дье и его мрачных предсказаниях исчезли.

Маркиза подставила ему лоб для поцелуя, а дети подбежали к нему и охватили его шею своими нежными розовыми ручками. Но маркиза де Флар-Монгори заметила бледность, разлившуюся по лицу мужа.

— Боже мой! — спросила она. — Что с вами случилось, друг мой?

— Ничего или почти ничего, — ответил Эммануэль. — Одна из моих лошадей оступилась и сломала себе ногу на набережной Тюильри. Я отделался одним страхом.

И маркиз рассказал жене приключение с каретой, но не проронил ни звука о встрече с бароном Мор-Дье.

Был приемный день маркизы — четверг. Госпожа де Шаламбель де Флар-Монгори оставалась у себя все время после полудня в ожидании гостей, прием которых начался в два часа дня. Эммануэль обыкновенно редко присутствовал на этих приемах. Пробыв час с лишком с женою и детьми, он вышел от них и прошел в рабочий кабинет, чтобы просмотреть обширную политическую корреспонденцию. В кабинет вошел его камердинер и подал ему письмо.

Этот камердинер, который будет играть немалую роль в последней части нашего рассказа, был почти старик. Он родился в замке Монгори, служил еще покойному маркизу и, быть может, один знал, по какому таинственному праву Эммануэль Шаламбель получил имя и герб Фларов. Жан, так звали камердинера, вырастил Эммануэля, качал его на коленях и любил его самою самоотверженною любовью. Когда Эммануэль, еще мальчиком, жил в Париже и кончил там свое образование, Жан был назначен старым маркизом присматривать за ним, но он не знал ничего о связи своего молодого барина с «Друзьями шпаги». В глазах Жана маркиз был человеком безукоризненным во всех отношениях и вполне заслуживал всякого благополучия.