Тайны Парижа. Том 2

— Ах, мой бедный Шаламбель, — прошептал барон, беря его под руку и увлекая за собою, — не безнаказанно же мы были оба членами общества «Друзья шпаги».

Эти слова уничтожили в маркизе всякое чувство сопротивления, и он последовал за де Мор-Дье и за майором Арлевым.

Карета, запряженная парой, дожидалась на улице, у подъезда меблированного отеля. Два человека, одетых в длинные сюртуки и которых можно было бы принять по их выправке и по манере, с которой они носили свои надвинутые на самые уши шляпы, за торговых приставов, прогуливались по тротуару.

Заметив вышедших маркиза и его двух спутников, один из них открыл дверцу кареты.

— Садитесь, маркиз, — сказал де Мор-Дье Эммануэлю, который шел шатаясь, как человек, пораженный каким-то ужасным потрясением.

Эммануэль сел. Майор поместился с правой стороны от него, а барон с левой, один из лакеев сел напротив на скамейку. Другой поместился рядом с кучером.

— Это мои больничные служители, — пояснил майор. И, наклонившись к уху маркиза, он прибавил:

— Я надеюсь, сударь, что вы во время пути не поддадитесь безумному соблазну и не позовете себе на помощь полицейского. Я захватил с собою бумаги, свидетельствующие, что я действительно врач, занимающийся лечением сумасшедших, и мои больничные служители могут подтвердить это.

— Будьте покойны, сударь, — ответил Эммануэль, — я ничего и никому не скажу и никого не позову себе на помощь.

— В Пасси! — крикнул майор кучеру.

Карета помчалась, доехала до набережной, пересекла Сену по мосту Согласия и скоро очутилась в Пасси, где и остановилась перед красивым домом, построенным на берегу реки.

— Вот ваша тюрьма, — сказал де Мор-Дье Эммануэлю, показав ему дом. — Как видите, на первый взгляд, она не особенно печальна.

Майор вышел первый и позвонил у решетки сада, находившегося перед домом. Ливрейный лакей отворил дверь. Майор, продолжая идти вперед, провел своего пленника в большую красивую залу, расположенную в нижнем этаже, где в камине пылал огонь. Он пододвинул маркизу стул.

— Садитесь, мой пленник, — сказал он ему, — и позвольте мне сообщить вам программу той жизни, которую вы будете вести здесь.

Но маркиз жестом прервал его.

— Сударь, — сказал он ему, — я был благоразумен и не делал напрасных попыток сопротивления. На вашей стороне сила физическая и моральная, и я принужден уступить. Но, может быть, вы не откажете мне дать небольшое объяснение?

— Спрашивайте! — сказал майор.

— Зачем вы привезли меня сюда?

— Чтобы в глазах маркизы излечить ваше безумие.

— Вы прекрасно знаете, что я не сумасшедший…

— Разумеется. Но барон и я…

— Имеете интерес выдать меня за такового, не так ли?

— Именно.

— Ну, уж этого интереса я положительно не понимаю, — сказал совершенно спокойно маркиз.

Барон и майор обменялись таинственным взглядом. Маркиз понял этот взгляд и, обращаясь непосредственно к де Мор-Дье, сказал:

— Ну, ответьте мне. Вы не можете быть орудием мести одной из жертв нашей старой ассоциации…

Барон молчал.

— Если вы хотите уронить меня в глазах моей жены, то тут причиной может быть только личная месть. Вы имеете право ненавидеть ту, которая была вашей мачехой и называлась баронессой де Мор-Дье, но имеете ли вы право ненавидеть меня?

— Нет, — согласился барон.

— Если вами руководит желание получить деньги, то говорите, и я готов всем пожертвовать… Я достаточно богат, чтобы дорого заплатить за свое счастье.

Барон пожал плечами и промолчал. Майор гордо взглянул на Эммануэля.

— Вы заблуждаетесь, сударь, — сказал он ему. — Не выгода руководит поведением барона, и письмо, которым мы владеем, не продается. Оно останется в наших руках до тех пор, пока не найдем нужным воспользоваться им в виде угрозы, как дамокловым мечом.

— Вы палачи! — вскричал Эммануэль, виски у которого оросились холодным потом.

— Может быть.

— Но палачи действуют по праву закона…

— Совершенно верно.

— Чем же вы-то руководствуетесь? — спросил он, вздрогнув.

Майор ответил на это:

— Закон, которому мы служим орудием, был известен в Риме три тысячи лет назад, и он называется возмездием.

Эммануэль опустил голову на руки, и слезы брызнули у него сквозь пальцы.

— Маркиз, — сказал тогда барон де Мор-Дье скорее грустно, чем насмешливо, — вы должны помнить, что ради вас маркиз Гонтран де Ласи убил на дуэли генерала де Флар-Рювиньи.

— Молчите! — прошептал Эммануэль, с испугом вскочивший при этом напоминании, и отнял руки от лица, залитого слезами.

— И опять-таки ради вас, — продолжал барон, — шевалье д'Асти довел маркиза де Флар-Монгори, вашего приемного отца до апоплексического удара… Вы знаете отлично также и то, что де Монгори пришла фантазия жениться после того, как он узнал, что генерал, его кузен, умер.

При этих словах маркиз почувствовал полный упадок духа и потерял способность сопротивляться. Он понял, что час возмездия настал, и, как у преступников, бледнеющих при виде орудия смерти, у него явилась только одна мысль: просить пощады.

— Да, — пробормотал он, — я был преступен и заслуживал самого жестокого наказания, но я раскаивался в течение шести лет…

Барон прервал его презрительным жестом.