Тайны парижских манекенщиц

Но это не означает, что модельеры угождают только своим капризам. Скорее всего, ими движет игра воображения, так или иначе характерная для каждой личности. Именно эта игра объясняет несогласованное сходство решений разных домов, одновременно выпускающих свои коллекции. Война потребовала коротких расширяющихся юбок для езды на велосипеде, строгих силуэтов, длинных пиджаков с большими практичными карманами, сумок с ремнем через плечо, чтобы оставить свободными руки. Послевоенное время порвало с этой полувоенной модой, чтобы женщина вновь обрела свою женственность, отсюда new look. Вместе с миром вернулись счастье и вкус к длинным юбкам и платьям, а также к пышным украшениям, нижнему белью 1900 года и даже к талии, терзаемой корсетами. Некий возврат к belle epoque. Немыслимая мода, когда на голову сыплются бомбы.

Бархатное манто силуэта «А», Кристиан Диор, Париж, 1955

Прибытие в Париж Пекинской Оперы вдохновило некоторых модельеров, как Русские сезоны Дягилева когда-то вдохновили Поля Пуаре.

Моду могут даже определять практические и технические соображения. В мае и ноябре, за три месяца до выхода коллекций, торговцы тканями обходят модельеров и раскрывают чемоданы с образцами. Новый рисунок, необычная основа ткани могут подсказать кому-то драпировку или крой, который обнаружится и у конкурента. Если сами модельеры тщательно избегают общения друг с другом, у них есть невольный агент связи – производитель тканей. Именно в их чемоданах зачастую обнаруживается будущий шикарный цвет.

Девушки на велосипедах в юбках-брюках, Париж, 1942

Так, и только так, шелковые или шерстяные фабриканты могут воздействовать на моду. И даже в этом случае «диктат» Буссака крайне ограничен, т. к. производил легкие и дешевые ткани для широкой публики. Он не стремился завоевать клиентуру Высокой моды. Значит…

Модельер, напротив, влияет на появление новой ткани. Он часто заказывает рисунок, иную основу или материал. Кристиан Диор рассказывает в этой связи милый анекдот:

– Представьте, однажды во время поездки в Швейцарию я сказал мадам Броссен де Мере[265]: «Хочется, чтобы вы смогли сделать ткань, похожую на крыши!» (Черепичные крыши с фестонами Сен-Галлена.) Через три месяца мне принесли очаровательное органди, в котором виделись те крыши, которые так мне нравились».

Приятно констатировать, что сотрудничество профессий доходит в искусстве до таких тонкостей.

Это может быть каприз, но каприз оправданный. Кстати, забота о хорошем вкусе, качестве сдерживает экстравагантность, свойственную модельеру. Свидетельством тому может быть высказывание одного из них: «Мои платья можно заметить у “Максима”, но их не заметишь в метро». Не каприз, а скорее желание обнажить душу, добиться простоты, неотделимой от завершенности и удачи, и восхищает ценителей.

Я знаю, существуют вычурные платья, их невозможно носить. В коллекции таких ударных моделей несколько, чтобы преувеличением подчеркнуть новую линию, привлечь внимание публики, если надо, рассказать анекдот, чтобы дать журналистам материал для статьи, а фотографам – тему для съемок. Это некий эквивалент шедевра, внешне красивый, но бесполезный. Просто свидетельство таланта. Я видела вечерние платья, украшенные сверху донизу ракушками, они весили пятнадцать килограммов. А модель Диора «Америка», на которую ушло триста метров белого и розового тюля! Примеров много.

Роскошь роскошью, но бывают и нарочито броские решения. Как, к примеру, вечерний наряд, представленный Пьером Бальменом, кажется, весной 1951-го: брюки из красно-фиолетового вельвета, красно-фиолетовая блуза, а в руках манекенщицы белый пудель… выкрашенный в красно-фиолетовый цвет. Такие цирковые номера, вызывающие у публики «ахи!», не мешают тому, что почти все остальные модели создаются, чтобы их носили. Приходится проявлять мудрость, т. к. коммерческие требования запрещают модельеру идти только на поводу своей фантазии. Если он хочет остаться на плаву более одного сезона, то должен продавать идеи, пришедшие ему в голову. Экстаза публики мало, надо, чтобы публика покупала, поэтому творец должен учитывать вкус клиентуры. Этот вкус, развивающийся в определенном направлении, заставляет дома Х, Y, Z, даже если они работают в замкнутом мирке, следовать общей тенденции, поэтому мода создается не только модельером, но и толпой, для которой она предназначена. Если каприз слишком выходит за привычные рамки, он может стать провалом, а провал в моде зачастую опаснее театрального.

Пальто от Диора, 1958

Такое бывало. Иногда мода, запущенная наудачу, оказывалась невостребованной, и бо́льшая часть коллекции оставалась на руках создателя. Неудача проделывает в кассе модельера дыру в несколько десятков миллионов франков.

Более или менее публично откровенные модельеры признаются, что их находки часто бывают делом случая: неожиданная драпировка, разорванный или поднятый по-иному рукав и т. д.