Тайны Петербурга

Последние годы царствования Александра разительно отличались от первых. «Никто больше не помышляет о реформах, все заняты делом охранения», — писал Н. Тургенев. Царь сам удалил от себя людей, способных на что-то большее, чем простое «исполнение государевой воли». Место прогрессивно мыслящих, образованных, разнообразно одаренных людей заняли служаки-солдафоны во главе с Аракчеевым и невежественные, фанатичные церковники. Самым одиозным представителем этого лагеря был архимандрит Фотий (Спасский), «безжалостный ханжа», «вертлявый монах», презираемый большинством мыслящей российской публики. Рассуждая о новых преобразованиях, Александр с горечью сказал: «Некем взять». Взять-то было кем, но эти люди теперь не только утратили царское расположение, но стали казаться царю опасными противниками, главной угрозой государству. В.О. Ключевский писал: «Таким образом, правительство во второй половине царствования стало постепенно отказываться от программы, которая так громко возвещена была в начале и к осуществлению которой были сделаны такие сильные приступы. Вследствие этого неодинакового действия одних и тех же событий на правительство и на общество они, правительство и общество, разошлись между собою, как никогда не расходились прежде. Благодаря такому разладу в обществе стало развиваться уныние, которое, питаясь все новыми, подбавлявшимися условиями, постепенно превратилось в глубокое недовольство. По привычкам, усвоенным еще в масонстве XVIII в., это недовольство, укоренившееся в высших образованных кругах русского общества, повело к учреждению тайных обществ, а тайные общества привели к катастрофе 14 декабря 1825 года».

Сперанский лично знал многих из тех, кого после восстания на Сенатской стали именовать «изменниками государю и Отечеству», а потом назвали декабристами и провозгласили героями. Нет ни одного достоверного свидетельства того, что он разделял их взгляды. Предположения о том, что Сперанский вел с ними переговоры «о портфелях», а они якобы предлагали ему возглавить новое правительство, не более чем домыслы. Верховный уголовный суд расследовал все обстоятельства мятежа настолько скрупулезно, а заговорщики были «столь многоглаголивы» (определение П.Е. Щеголева), что такие факты непременно бы всплыли. Если бы существовала хоть тень подобного подозрения, Николай никогда не доверил бы Сперанскому участие в суде и не поручил бы ему составление Высочайшего Манифеста, опубликованного от имени императора в день казни декабристов.

Вот что там говорилось: «Не от дерзостных мечтаний, всегда разрушительных, но свыше усовершенствуются постепенно отечественные установления, дополняются недостатки, исправляются злоупотребления. В сем порядке постепенного усовершенствования всякое скромное желание к лучшему, всякая мысль к утверждению силы законов, к расширению истинного просвещения и промышленности, достигая к Нам путем законным, для всех отверстым, всегда будут приняты Нами с благоволением». Слова эти, несомненно, глубоко выстраданы автором и отражают его подлинную точку зрения. Сперанский был реформатором, но никогда не был заговорщиком. Он был слишком привержен идее Закона, чтобы одобрять беззаконие. Он никогда не разделял убеждения, что цель оправдывает средства. У него и декабристов были совершенно разные представления о чести, долге и достоинстве. Между ними не могло быть ничего общего.

Царь верил Сперанскому и вверил ему (без поста и чина) общее «возглавление» важнейшей отрасли государственного дела. До самой смерти Сперанский руководил II Отделением без какого-либо юридического оформления своей нелегкой миссии. Бытует легенда, что, пережив гонения и ссылку, он позже неоднократно отказывался от портфеля министра юстиции. Венцом его блистательной карьеры становится пост председателя Департамента законов Государственного совета, который он получил в 1838 году. Главным делом Сперанского в царствование императора Николая было составление «Полного Собрания» и «Свода Законов». Это была огромная работа по кодификации и упорядочиванию законодательства, пожалуй, только ему одному и под силу. «Свод» был обнародован в 1833 году. Николай щедро наградил Сперанского и доверил ему последнее в карьере великого юриста «дело государственной важности».

С октября 1835 по апрель 1837 года Сперанский вел беседы о законах с наследником цесаревичем. Видимо, он был хорошим учителем, ибо воспитал в своем августейшем ученике чувство уважения к закону и праву. Взойдя на престол, Александр II осуществил вековую мечту передового российского общества — отменил крепостное право. Он стал величайшим в русской истории реформатором после Петра Великого. Осуществленные Александром преобразования во многом базировались на опыте Михаила Михайловича Сперанского и проводились в жизнь его непосредственными учениками.

Глава 7. «Служенье музам златокрылым». Лабзин и сфинксы