Тайны Петербурга

Лабзин поначалу нерушимо соблюдал масонский «обет молчания», ограничивал свою деятельность стенами ложи. Но желание проповедовать «граду и миру» оказалось сильнее. Лабзин признавался, что чувствовал в этом призвание свыше. Александр Федорович страстно хотел поделиться своими мыслями о религии с более широкой аудиторией, чем несколько десятков братьев. Он решил пойти по стопам своего наставника Новикова и задумал выпуск нового, небывалого издания. Он писал, что «такового христианского журнала и у немцев не было, а у французов никогда и не бывало», и поэтому он «может составить эпоху в моральном ходе [развитии] нашего Отечества». Целью журнала были распространение истинных, с точки зрения издателя, представлений о религии и вере, популяризация Священного Писания и толкование Библии, рассуждения на духовно-нравственные темы, обсуждение спорных вопросов из религиозной жизни, полемика с «книгами развратными и богохульными». Журнал назвали «Сионский вестник», так как на горе Сион в Иерусалиме стоял Соломонов Храм, а задачей масонов было восстановление Храма Мудрости в душах людей. В упоминавшемся гимне Хераскова «Коль славен наш Господь в Сионе» есть такие строки:

Ты солнцем смертных освещаешь,
Ты любишь, Боже, нас как чад…
<…>
И зиждешь нам в Сионе град.

Судя по всему, желание заняться религиозной журналистикой созрело у Лабзина к осени 1805 года. Хорошо знакомый с государственной бюрократической системой, Лабзин решил подстраховаться. Он заручился поддержкой старшего цензора И. Тимковского. Тот обещал содействовать предприятию, и им совместными усилиями удалось вывести будущий журнал из-под опеки духовной цензуры, от которой Лабзин ждал главных неприятностей (позже его опасения полностью подтвердились). К концу года было получено разрешение на выход журнала по ведомству гражданской цензуры, где служил Тимковский. Путь к изданию был открыт. Лабзин ликовал, не подозревая, какую тяжкую ношу он на себя взваливает. Журнал требовал огромной работы. Помимо подготовки материалов, анализа религиозной литературы и переводов иноязычных авторов нужно было решать и чисто технические вопросы. Лабзин сам правил статьи, сам вычитывал корректуры и даже сам переписывал для типографии листы «с отделением каждой литеры, дабы С не брали за Е».

Надо учесть, что в это время Лабзин служил не только в Академии художеств, но и получил назначение директора Департамента военных морских сил. Там ему помимо текущей работы приходилось еще исполнять «экстраординарные» поручения министра П. Чичагова. Лабзин служил (и хорошо служил, получал награды!) по двум ведомствам одновременно, исполнял обязанности Мастера ложи, переводил и издавал книги и практически в одиночку тянул на себе издание журнала. Как у него хватало на все сил и времени?! Конечно, он был исключительно организованным и невероятно трудолюбивым человеком, но даже не это главное. Он был счастлив осознанием того, что исполняет свое предназначение, и труды не тяготили, а радовали его.

Единственным огорчительным обстоятельством была необходимость доставать для журнала деньги. Питерские братья помогали, но этого было недостаточно. Требовалась сумма в 3 ООО рублей (это было много), причем сразу. Лабзин в отчаянии писал московскому масону и своему другу Д.П. Руничу: «Сии деньги хоть роди, помощников более нет и взять негде». Московские братья деньги для Лабзина нашли, но это было не пожертвование, а ссуда. Лабзин обязался отдать после первых книжек журнала, «с текущей выручки». Александр Федорович трепетал: это был долг чести, но никто не мог поручиться, что журнал будет пользоваться успехом и станет коммерчески выгодным. Для стабильной прибыли требовалось помимо успешной продажи в розницу найти не менее 400 подписчиков. По тем временам это было немалое число. Лабзин решил рискнуть!