Тайны Питтсбурга

Внутри здания что-то зашевелилось и ожило, раздался низкий рокот, который быстро перешел в визг и ритмичный стук. Оказалось, что я вовремя решил отправиться в обратный путь: резкий металлический скрежет невидимых механизмов Фабрики по Производству Облаков выдернул меня из утренней дремы. Поднимаясь по лестнице, я все время смотрел на загадочное здание. Когда я одолевал последние ступени, из огромного клапана вырвался плотный белый поток, который стал расширяться и расти вверх, пока над моей головой не образовалось хрестоматийно-идеальное облако, похожее на белую пушистую овцу. В то же самое время по мосту проехала Флокс. Она выглядела жеманницей на своем велосипеде: за плечами развеваются концы полупрозрачного шарфика, посадка безупречная, лицо, наполовину скрытое солнцезащитными очками, смотрит строго вперед и слегка напряжено, наверное в ожидании того, когда покажется белое здание библиотеки, находящееся чуть впереди. Ее наряд казался безупречным. Я замер, спрятавшись за холодной красной опорой моста, и не шелохнулся, пока облако не начало таять, а Флокс не растворилась в дорожном движении далеко впереди. Я украдкой следил за Флокс. Что-то в ней пугало меня, но тогда я никак не мог понять что.

Войдя в магазин, я сразу же уловил безошибочные признаки того, что в задней комнате полным ходом идет веселье. Гил Фрик, незадавшийся воспитанник йешивы,[16] работавший все выходные, и смертельно скучный зануда студент, который учился на инженера, в одиночестве прикрывали стойку с кассовым аппаратом, что было исключением из правил. Обычно начальство поручало Гилу задания, которые считало слишком унизительными и отупляющими даже для меня и мне подобных, например отлепить ценники с огромных стопок нераспроданных дешевых книг в бумажной обложке или похоронить остатки неразошедшегося тиража автобиографии малоизвестной личности в далеком и мертвецки холодном подвале. Возле спортивного отдела с журналами о реслинге и изданиями для мужчин толкалось человек пятнадцать покупателей, но их головы были заинтересованно повернуты к служебному помещению в конце торгового зала. Кто-то даже смеялся в восторге от того, что там происходило. В зал доносились отголоски воплей, истерический женоподобный смех и даже пение.

— Привет. Гил, — сказал я. — Бог мой! Похоже, в дальнем офисе кто-то от души развлекается. — Следуя примеру Артура, я начал в беседах с людьми вроде Гила Фрика прибегать к идеально правильной и грамотной речи. Мне казалось, что Артур делал это исключительно для того, чтобы отбить у собеседника всякое желание продолжать разговор.

— Да, кто-то развлекается, — ответил он.

Я заметил на его лице несколько небольших синяков и мрачную нашлепку свежей изоленты на очках.

— Неужели тебя втянули в потасовку, Гил?

— Нет, — буркнул он и тут же залился краской.

Я решил не развивать скользкую тему и направился через зал по белому плиточному полу в темных мазках налипшей жвачки к бункерам, набитым ужасными детскими книжками, возле служебного помещения. (Новинки этой недели — «Яйцо по имени Таффи» и «Тысяча и одна смешная шутка. Раскрась, запомни, расскажи!».) Я решил, что нынешнее оживление могло быть только результатом возлияний, хотя для них рановато, либо, что более вероятно, поглощения пяти-шести дюжин пончиков. И то и другое с одинаковым успехом провоцировало приступы скотского веселья, время от времени оживлявшие безжизненные пространства «Бордуок».

На сей раз, похоже, это был совокупный эффект от пончиков и виски. Такой хохот могли издавать только Эд Лавелла, сто сорок килограммов живого веса, и его брат Джои, сто тридцать килограммов. Оба были там, наряженные в платья и туфли на высоком каблуке, и развлекались тем, что делали друг другу искусственное дыхание и массаж сердца.

— Бехштейн! — заорали они, как только я вошел в комнату. — Ну что, педик, не пригласишь на свидание?

Меня покоробило это обращение. Эд и Джои всегда называли меня педиком, но я впервые воспринял этот ярлык серьезно, будто дружба с Артуром могла бросить на меня тень. Я тут же напомнил себе, что братцы имели в виду не гомосексуальность как таковую. Они хотели сказать: ты худой слабак, которого мы легко раздавим своими необъятными задницами или шутя разберем на запчасти. Я засмеялся.

— Ха-ха, — произнес я. — Это что, конкурс «Мисс Пышка» или кастинг на роль в фильме «В джазе только толстяки»?

— Ха-ха, — раздалось со всех концов комнаты.