Тайны Питтсбурга

Над столом повисла тишина. Флокс гордо вскинула голову, ее ноздри затрепетали. Я уже несколько раз слышал эту историю, но жизнь Флокс настолько изобиловала стычками с другими женщинами, которые обрушивали на нее свой завистливый гнев, что на злобную выходку уборщиц Хиллмановской библиотеки я просто не обратил особого внимания. Против воли я ощутил прилив ужасного, незнакомого гнева на Артура.

— Ого! — наконец нашелся Кливленд.

Глаза Флокс наполнились слезами. Одна, вторая, третья слезинка тихо скатились по ее щекам. Нижняя губа задрожала, потом замерла. Я сжал свободную руку Флокс. Теперь ее держали за обе руки.

— Артур, — начал я. — Э… по-моему, тебе надо извиниться.

— Извини, — немедленно произнес он без тени раскаяния. Он смотрел куда-то вниз, на свои ноги.

— За что ты меня ненавидишь, Артур?

— Артур, ты невыносим, — фыркнула Джейн. — Он не ненавидит тебя, правда, Артур? — И она ударила его по плечу.

Я посмотрел на свою тарелку с лапшой лингуине под томатным соусом с моллюсками. Казалось, еда внезапно остыла; пармезан, которым я посыпал кушанье, застыл и превратился в толстую комковатую пленку сыра, растекшуюся поверху; и все блюдо с серыми кусочками моллюсков выглядело грязно-красным — какая-то неизвестная форма жизни.

— Я ухожу, — объявила Флокс. Она шмыгнула носом и захлопнула маленькую книжечку.

Я встал вместе с ней, и мы с трудом протиснулись мимо Кливленда.

— Похоже, нам всем предстоит веселый вечер, — тихо произнес я и положил на стол немного денег.

— Если боги хотят с кем-нибудь расправиться, — изрек Кливленд, — они сначала готовят пасту. — Он коснулся моего локтя. — Не забудь, в среду.

— В среду, — повторил я и побежал.

На улице Флокс постаралась взять себя в руки, защелкнув сумочку. Я подошел к ней сзади и зарылся лицом в ее волосы. Она сделала глубокий вдох, задержала дыхание, выдохнула, и ее плечи расслабились. И в ту самую секунду, когда она повернула ко мне почти спокойное лицо, на соседнем дереве дружно грянули цикады, неизвестно почему. Их стрекот был таким громким и неблагозвучным, будто тысяча телевизоров внезапно переключилась на разные каналы новостей. В Питтсбурге даже пение цикад казалось механическим. Мы закрыли руками уши и стали произносить слова одними губами.

— Ух ты! — сказала она.

— Пойдем отсюда.

— Что?

— Меня это достало.

— Что?

Я открыл дверь кафе по соседству с рестораном, из которого мы только что сбежали, и вошел внутрь. Мы стояли в холле, рядом с автоматом, продающим жевательную резинку, и целовались под звяканье вилок и мелодию, звучавшую приглушенным фоном.

13. Розовые глаза

В это время Артур проживал в роскошном доме богатой супружеской пары в Шейдисайд. Это было уже третье по счету его обиталище за лето. После расставания с домом Беллвезеров он провел десять «восхитительно грешных» дней в маленькой симпатичной квартирке с круглым окном-розеткой в Шейдисайд. Мне довелось бросить взгляд из этого окошка в одно сумасшедшее воскресенье, когда я заезжал к Артуру. С переездом в третью обитель Артур продолжил восхождение по лестнице Жилищного Престижа. Состоятельная молодая чета, знакомые чьих-то знакомых, уехала на весь июль в Скандинавию. Жену я часто наблюдал по телевизору: она вела прогноз погоды, и теперь меня охватывало странное чувство, когда я видел перед собой открытку Максфилда Пэрриша,[41] висевшую в рамке над ее туалетным столиком, или надевал одну из роскошных светлых рубашек ее мужа, или просто думал, что вот я валяюсь на ковре в гостиной женщины, которую видел на экране в окружении бумажных молний и грозовых туч.

Артур выиграл битву с «мелкими адскими тварями», но теперь там, где отрастали сбритые волосы, кожа зудела, из-за чего он не мог усидеть на месте дольше одной минуты.

На следующее утро после того, как мы с Флокс пропустили выступление Эллы Фицджералд, я зашел к себе домой, чтобы переодеться в чистое перед работой. Пока я возился с дверным замком, зазвонил телефон. Почтовый ящик был забит, и большая часть корреспонденции, по первому впечатлению, представляла собой фантастически выгодные предложения о покупке говядины, шлангов для поливки и прессованного угля. В квартире было душно и пусто, телефонный звонок в ней раздавался как-то жалобно и одиноко, будто на него никто не отвечал уже несколько дней. Звонил Артур.

— Привет, — сказал я. — Нет, я только что вошел.

— Я звоню для того, чтобы извиниться.

— А… Ну ладно. — Я не мог придумать, что еще сказать. Процедура принятия извинений всегда была для меня простой и сложной одновременно.

— Я был очень груб и ненавижу себя за это.

— Э…

— Слушай, мы можем сегодня встретиться?

— Вряд ли. То есть не знаю. — В его голосе звучала непривычная теплота, нотки искренности. — Ладно, может быть, сегодня, в конце дня. Наверное, нам нужно будет поговорить обо всем этом?

— Я сегодня дома. Позвони мне после работы. Да, и, Арт…

— Да?

— Желаю тебе счастливого дня.