Тайны погибших кораблей (От 'Императрицы Марии' до 'Курска')

Передо мной не было такого выбора: или продолжение борьбы за корабль, или еще 400 трупов к тем 230, погибшим от взрыва. Аварийные работы в такой близости от берега, при таком спокойном море, при такой ничтожной глубине под килем не предвещали столь большого количества жертв. Худший вариант, к которому я был готов, который мы все ожидали, - заваливание линкора на левый борт. Конечно, при этом кто-то мог пострадать. Но это были бы единицы, а не сотни. Жертв было бы еще больше, если бы я не приказал не занятым на аварийных работах построиться на юте. Но даже это распоряжение вызвало разные толки. Тот же председатель комиссии сказал мне: "Сосредоточив столько людей на юте, вы способствовали потере остойчивости корабля". Не буду говорить о несоизмеримости массы линкора с весом людей, собранных на юте. Это очевидно. Но даже если бы такое влияние на остойчивость и в самом деле ощутилось, то только самое благоприятное: каре экипажа "откренивало" правый борт линкора.

Представьте себе такую вещь: на моем месте в ту ночь оказался бы иной адмирал, и он благополучно бы снял с корабля весь экипаж, хотя бы за десять минут до опрокидывания. Потом ему же, этому адмиралу, обязательно поставили бы в вину, что линкор опрокинулся именно потому, что был брошен экипажем на произвол судьбы. И этих десяти минут, мол, хватило бы для того, чтобы что-то перекрыть, затопить. Разве не так? Хорошо бы, если не так. Но адмирал бы пошел под суд, поверьте мне... Я не суда боялся, и если бы вопрос стоял так - либо Пархоменко пойдет под трибунал, либо все останутся живы, - я бы предпочел первое. Но не было на моих часах этой красной отметки, до которой я должен был успеть снять людей! Да и выбора такого не было.

Я вдруг понял, кого напоминает мне Пархоменко. Генерала Хлудова из булгаковского "Бега". Он даже внешне походил на того Хлудова, которого сыграл в фильме Дворжецкий: высокий, сухощавый; открытый лоб, большие, чуть навыкате глаза, жесткие, отвыкшие улыбаться губы... То же стойкое отражение вечной пасмури на душе.

Я не вправе разбирать действия и распоряжения комфлота в ту роковую ночь - это прерогатива специалистов, - но в моих блокнотах осталось множество суждений и оценок коллег Пархоменко - офицеров и адмиралов довольно высоких рангов. Они не все единодушны, и, работая над этой главой, я вдруг обнаружил, что если придать моим разрозненным записям некую систему, то выстраивается своеобразный диалог. Аргументы тех, кто полагает Пархоменко виновным за тяжкие последствия взрыва (опрокидывание линкора, массовая гибель людей), я объединил под условным именем "Обвинитель". Соответствующим образом возник и "Защитник". Думаю, что эта полемика поможет очертить границу личной вины вице-адмирала.

Суть обвинений ясна, поэтому слово Защитнику.

Защитник. "Почему вы своевременно не убрали людей?" - вот самый серьезный вопрос обвинения. Но кто мог сказать, когда наступило то время, чтобы снимать экипаж? Кто мог сказать - пора?

Обвинитель. То время наступило тогда, когда крен на левый борт достиг критического предела, и Пархоменко об этом доложили.

Защитник. Пусть так. Но дальше, по предположению многих, должно было произойти не гибельное опрокидывание, а заваливание на борт, и только.

Не было никакой паники, никакой нервозности. Никто не ощущал себя на краю гибели. От последнего трюмного до командующего флотом - все были уверены, что большей беды, чем взрыв на баке, уже не будет. Пархоменко, как и некоторые другие его офицеры, знал из истории Второй мировой войны весьма подходящий к случаю эпизод. В 1941 году в порту Александрии итальянские подводные диверсанты подорвали два английских линкора - "Вэлиент" и "Куин Элизабет". Глубина под их килями была такая же, как ныне у "Новороссийска". Оба корабля сели на грунт так, что надводный борт оставался еще достаточно высоким. Англичане нанесли новую ватерлинию, и, хотя линкоры не могли сдвинуться с места, вид у них был по-прежнему боевой. Аэрофоторазведка противника так ничего и не заподозрила. Из труб шел обманный дымок, на верхней палубе служба правилась как ни в чем не бывало - под оркестр.

Нечто подобное (ожидалось всеми) должно было случиться и с "Новороссийском". На худой конец - ляжет на борт, и тогда все еще успеют выбраться из внутренних помещений. Это важно отметить, так как до самых последних минут перед командующим флотом ни разу не возник грозный выбор либо немедленное покидание корабля, либо гибель всех находящихся внутри. Никто не ожидал, что высоченный и широченный линкор может опрокинуться на мелководье.

Обвинитель. Если командир всегда прав, то он же и всегда виноват, ибо командир отвечает за все. За все, что случается на его корабле и с его кораблем. Пархоменко, как комфлота, как старший на борту, обязан был предвидеть все возможные последствия крена, обязан был видеть дальше всех, следовательно, глубже всех, как говорят - на три метра в землю, на семь футов под килем, в случае же с "Новороссийском" - на сорок метров...