Тайны поля Куликова, или Трилистник дороги

– Не прибедняйся, затворник. Знаем, знаем. Слухами земля полнится. Знаем, как поститесь вы в этой глуши, за чащобами Черного леса, да за болотами Проклятой топи. Да и сама вижу, что скоро совсем исхудаете здесь, – Продолжила она, подвигая себе блюдо с перепелами и, жестом, давая знак, налить себе старого бургундского.

– Может нашего рейнского отпробуешь? – Вежливо спросил монах, – Лично ручку к его рецепту приложил.

– Тогда уж мозельского. Оно у тебя лучше вышло, – В тон ему ответила Малка.

– Ну, расскажи, чего тебя ветер занес? И благодарить мне его или как?

– Или как…, – Отпивая из бокала, перебила его Малка, – Если конечно, то, что я сама тебе эту весть принесла, не скрасит саму весть.

– Это конечно радость большая тебя увидеть через столько лет, – Галантно приложился к ручке, – Но что за весть?

– Колдуна черного помнишь? Что у Раймона в замке судили?

– Как забыть. Но ты ведь не хочешь сказать, что он из твоих пут сбежал?

– Из моих пут не бегут, – Отрезала Малка, – Но вот выкормыши его голову поднимают. И принесла я тебе весть плохую. Совершенные совет собирают. Будем решать. Как нам быть? В сторонке стоять или как?

– Любишь ты туману навести, Лучезарная. Ты ж Солнечная Дева. Откуда у тебя такая тяга к туману?

– Я ноне Мария, а не Солнечная Дева, еще раз тебе напоминаю. Накличешь беду на нас старый дуралей.

– Да уж не старше некоторых.

– Ладно, я это любя. Ты что обиделся побратим? Брось. И туману тут никакого нет. Сама не знаю пошто сбор общий. Но полетим на Мальту к Раймону. Он там и сидит в золотом дворце своем. Там всех встретишь. Обо всем узнаешь. А то сидишь тут сиднем, как сыч в болотах, лет наверно сто.

– А мне тут тихо и спокойно. Не мешает никто. Графьям я золотишко подкидывал, они и не будоражили. Разбойничков чарами пужал, чтоб не шалили. Звезды смотрел. Думы думал. Чего-то изобретал. Книги пописывал. Чужие почитывал. Совсем все было хорошо. Но ты ведь пурга северная, суздальская. Дочь Велеса да Макоши-Судьбы. Любимая жрица Матери Природы. Ты ж все с ног на голову поставишь. Прискакала. Гром. Огонь. Дым. Серой воняет. Будто сам Вельзевул явился. Так нет. Это она в громе и молнии. Рыжая, красивая, молодая.

– А что? Не нравлюсь что ли?

– Ты хвостом не крути. Закончила тихую жизнь. Что прикажешь делать? Коня седлать, суммы собирать? Не в трубу же на метле вылетать будем. И так все кругом судачат, что я с нечистой силой знаюсь.

– Седлай коня. Повечеряем и с утра, помолясь, в путь-дорожку. Да не забудь меня ликерами бенедектинскими угостить. Страсть как люблю.

Счастлив, кто мог познать причины вещей И поверг под ноги все страхи и неумолимую судьбу.

Вергилий

Утром затворник монах и посетившая его гостья, к удивлению обитателей затерянного замка и проживавших в этом глухом краю крестьян оседлали коней и в сопровождении баронессовых слуг выехали из ворот в сторону Черного бора.

Более всех удивился маршал, потому, как он себя помнил, монах не покидал замка даже для прогулок по лугу. Да и Черный бор не внушал доверия и желания прогуляться по „ему, даже в сопровождении такого эскорта, и самой обворожительной баронессы. Но как говориться «Чем черт не шутит, когда Бог спит».

– Когда вернетесь отец? – Спросил маршал.

– Да вы меня не ждите. Я может, с оказией к епископу заскочу в Вену, или к патриарху в Царьград…, тьфу ты черт в Константинополь, – К удивлению слышавших его сорвалось с языка у благочестивого отца, – Так что, не беспокойтесь, если вообще не вернусь. Маркграфу привет и поклон в пояс – за приют за ласку, – Он хлестнул коня.

Ворота со скрипом затворились за отъезжающими, и стражники с высоты стены еще долго видели, как вилась пыль за маленьким отрядом, удалявшимся по пыльной дороге.

– Ты посмотри, как баронесса-то в седле держится! Любому рыцарю фору даст. Не баба, а кентавр, – Восхитился один из стражей.

– Да и благоверный наш, если присмотреться, то же знает толк в верховой езде. А ведь с первого взгляда и не скажешь. Поп и поп, – Поддержал его второй, – Нет тут дело не чисто. Точно про него молва идет, что он Сатане душу продал. А это видать за его душой сатанинская девка прискакала.

Всадники скрылись в зелени леса, а на стене еще долго обсуждали: и чернокнижника, и его гостью, и их свиту, и пришли к мнению, что точно они от лукового все посланцы. Ну и хорошо, что он их прибрал к себе. Баба с возу кобыле легче.

Отъехавшим все это было не в диковинку и не в тягость. Пусть чешут языки. Они еще и не такое про себя слышали. Когда за спинами сомкнулись ветки передовых деревьев, отделявших опушку от тенистой дубравы, Малка повернулась к Микулице:

– Слушай побратим, „у их всех в черту, давай коней Угрюмам оставим, а сами к Раймону так перенесемся. Надоело в седле болтаться, да и лень, чес™о говоря. Летать-то не разучился? Или без метлы слабо? – Она опять залилась, так знакомым ему, смехом.

– Давай, – Серьезно ответил он, – Не разучился.