Тайны политических убийств

— Вы не вправе этого говорить. Джексон утверждает, что Троцкий, чьим ярым сторонником он был, разочаровал его, потому что хотел разрушить счастье вас обоих, развести вас в результате интриг.

— Глупости! — прокричала в еще большем негодовании Сильвия. — Да он его хорошо и не знал. Троцкий отнесся к нему как к новичку. Скажи, негодяй, что это неправда! Не лги, предатель!

— Полковник, полковник, что вы делаете? — взмолился Джексон.

— Ты все время врал! Скажи хоть сейчас правду! Ты агент ГПУ! Они тебя заставили! По приказу Сталина заставили убить Троцкого! Начиная с Парижа, ты обманывал меня. Думал только о том, как покончить с Троцким. Тебе нужно было использовать меня. Каналья!

— Джексон также утверждает, что Троцкий собирался направить его в Россию через Шанхай с секретным поручением. Обещал оплатить дорогу. — Полковнику было жалко страдавшую женщину, но он исполнял свой служебный долг.

— Очередное вранье!

— Джексон говорит, что он получил пять тысяч долларов от своей матери из Брюсселя и три тысячи передал вам.

— Три тысячи! Да! Но деньги эти принадлежат ГПУ! Это аванс за убийство Троцкого! Да, да, убийца, тебе заплатили они…

— Вы слышали, что говорит ваша невеста! Отвечайте ей!

— Не стану! Не стану! Умоляю, полковник, прикажите меня увести.

— Джексон принадлежал Четвертому Интернационалу?

— Никогда! Он ни с кем, кроме меня, не был знаком. Он притворялся симпатизирующим, чтобы приблизиться к Троцкому. Убийца!

После этого Санчес Саласар прекратил очную ставку и распорядился выпустить на свободу Сильвию Агелофф.

Вскоре полковник получил информацию из Канады. Оказалось, что паспорт, по которому Джексон прибыл в Мексику в качестве туриста, был выдан 22 марта 1937 года в Оттаве на имя Тони Бабича, уроженца Югославии, но гражданина Канады, тот отправился в Испанию, где и погиб в бою, будучи бойцом интербригады. Три года спустя этот паспорт с другим именем и другой фотографией оказался в Мексике. Полковник признал это косвенной уликой принадлежности Джексона к ГПУ, поскольку было известно, что среди троцкистов не имелось мастеров, которые бы так чисто подделывали документы.

Ведя расследование, Санчес Саласар пригласил поверенного в делах Бельгии в Мексике М. В. Лоридана и сотрудника посольства Влетхалити на встречу с Джексоном-Морнаром, и в руках полиции оказался документ, свидетельствующий о том, что Джексон-Морнар не бельгиец.

Дипломат заявил, что в бельгийской миссии в Тегеране, где, как утверждает преступник, он родился, никогда не работал человек по фамилии Морнар; что сын не мог назвать ни одного другого места, где до или затем работал его отец; что утверждение, якобы Джексон являлся кадетом военного училища в Дихсмюде и одновременно учился в Брюссельском университете, не может иметь под собой почвы, поскольку ни одному кадету этого не разрешают правила училища; что в Брюсселе нет улицы Гавр, где живет, по заявлению Джексона, его мать, а имеется улица Вавр, и дом № 1 занимает известный в городе магазин и что, наконец, бельгиец, тем более кадет военного училища Дихсмюда, не может совершенно не знать фламандский.

— Сколько вы заплатили за пистолет? — спрашивал полковник на очередном допросе.

— Сто шестьдесят или сто семьдесят. Не помню. Кроме того, я отдал Бартоло Пересу или Парису пишущую машинку.

— Как вы узнали, что этот Бартоло торгует оружием?

— Я не знал, что он торгует. Это такой тип, которого можно встретить в Париже, Константинополе, в любом городе мира. Я не могу утверждать, что эго его настоящее имя.

— Повторите, что требовал Троцкий, посылая вас в Россию?

— Я обязан был вступить в контакт с его сторонниками в Советском Союзе с целью организации и проведения серии актов саботажа в армии, на заводах и фабриках. Он не успел дойти до деталей. Я ушел, потому как на меня словно бы свалился дом.

— И это вынудило вас подумать о его убийстве?

— Я думал неделю…

— Как вы планировали совершить преступление?

— У меня не было плана. Я просто хотел убить его и тут же застрелиться.

— Почему не застрелились?

— Не успел.

— Почему?

— Я думал, что одним ударом покончу с ним.

— Вы планировали выйти сухим из воды?

— Может быть. Но все равно я бы покончил с собой в первом удобном месте.

— Значит, вы не боялись, что секретари могут убить вас?

— Наоборот! Я этого ждал. Сорок, пятьдесят раз я просил их об этом.

— Когда вы написали письмо, которое вручили врачу?

— За день до покушения в парке Чапультепек…

— В парке? На траве? Но письмо написано на машинке.

— Я купил ее в Монте-де-Пьедад и оставил на хранение у Бартоло, с которым познакомился в Кит-Кат-Клубе.

— В Париже или в Клубе?

— Не важно!

— Прежде вы говорили о Париже.

— Не важно! Когда я написал письмо и взял у него пистолет, я отдал ему машинку. Она мне была не нужна.

— А когда вы купили машинку?

— Вскоре после того, как Сильвия уехала в Нью-Йорк.

— Выходит, Сильвия не видела этой машинки?

— Нет!

— Но письмо написано не вами!

— Мной, сеньор! Я сам его написал!